Алан Маршалл - Я умею прыгать через лужи. Рассказы. Легенды

Боб заверил меня, что так оно и будет.

— Наклонись вперед и подгони ее, — сказал он. — Только тронь каблуком, и она сейчас же перейдет на галоп.

Я попробовал в тот же день. Недалеко от водоема дорога шла слегка в гору. Подъехав к этому месту, я быстро наклонился вперед и легонько ударил пони «хорошей» ногой.

Он сразу пошел мерным галопом, меня чуть покачивало вперед-назад в такт волнообразным движениям, свежий ветер дул в лицо, хотелось кричать от радости. Пони перешел на шаг и остановился у водоема; когда он начал пить, я откинулся в седле и тут почувствовал, что весь дрожу. С тех пор я ездил галопом каждый день и сидел в седле совершенно уверенно, даже когда пони делал резкий поворот у школьного забора. Но я все еще держался руками за луку седла.

К водоему вели две дороги. Одна пролегала мимо школы, другая сворачивала в проулок позади школы и выходила к шоссе с другой стороны здания. Этой дорогой пользовались редко. Извивающиеся колеи, оставленные повозками, иногда проезжавшими по ней, прятались в траве между изгородями.

Одна изгородь представляла собой четыре ряда колючей проволоки, натянутой между столбами. Вдоль нее шла дорожка, протоптанная бродячим скотом. Клочки рыжей шерсти торчали на проволоке там, где животные, проходя, задевали за шипы.

Мне иногда хотелось вернуться от водоема в школу этим путем, но, так как я не мог управлять Звездочкой, приходилось ехать той дорогой, которая нравилась ей.

Как-то зимой, когда мы тронулись в обратный путь, я толкнул пони каблуком, и он пошел быстрым галопом, но вместо того чтобы направиться обычной дорогой, свернул в проулок.

Я был доволен. Много раз отдыхал я здесь, возвращаясь от подножия Тураллы, и этот узкий проулок всегда напоминал мне об усталости. Нелегко было ходить по высокой спутанной траве, по каменистым тропинкам, и сейчас я глядел вниз на быстро мелькавшие подо мной растения и камни и поражался, с какой легкостью я оставляю их позади. Вид всех этих препятствий больше не угнетал меня, и я с любовью смотрел на твердую неровную землю.

Пони свернул с дороги и поскакал по тропке у изгороди — такого маневра я никак не предвидел. Когда он выбрал этот путь, я понял грозящую мне опасность и крепко сжал луку седла, как будто этим можно было заставить пони уйти от изгороди, от торчащих шипов.

Он мчался вперед, а я смотрел на свою «плохую» ногу, беспомощно болтавшуюся в стремени, и на колючую проволоку, которая мелькала всего в нескольких дюймах от нее.

На мне были длинные бумажные чулки, перетянутые подвязками выше колен. Моя «плохая» нога под чулком была забинтована, так как зимой она всегда покрывалась болячками.

Взглянув вперед, туда, где тропинка подходила совсем близко к изгороди, я понял, что через минуту в мою ногу вонзится колючая проволока. Мне не было страшно, но меня возмущало то, что я должен покориться этому без борьбы.

Я хотел было броситься на землю. Набрал воздуху в легкие и скомандовал себе: «Падай!» И не решился. Я представил себе, как ломаю руку и уже не могу пользоваться костылями. Мой взгляд снова скользнул по изгороди.

Когда первые шипы зацепили мою ногу, они оттянули ее назад, когда же тропинка слегка отошла от изгороди, нога освободилась на мгновение и повисла, болтаясь рядом со стременем, пока ее снова не зацепило проволокой. Шипы прорвали чулок и бинты, и я почувствовал, как по ноге потекла кровь. Все во мне застыло. Я больше не смотрел на ногу. Я посмотрел туда, где проулок кончался и тропинка уходила в сторону от изгороди, и приготовился терпеть боль в истерзанной проволокой ноге.

Путь до конца проулка показался мне длинным, хотя Звездочка пробежала его плавным галопом, не замедляя шага. Она свернула за угол и остановилась у школы, весело вскидывая головой и прядая ушами, но я едва держался в седле.

Боб и Джо помогли мне слезть на землю.

— Что случилось? — спросил Джо, наклоняясь и с тревогой всматриваясь в мое лицо.

— Она свернула в проулок и протащила мою ногу по колючей проволоке, — сказал я.

— Зачем ей это понадобилось? — с удивлением воскликнул Боб, нагнувшись над моей ногой. — Она никогда раньше туда не сворачивала. Черт возьми, кровь идет, нога вся располосована. Чулок в дырах. И чего ее туда понесло? Тебе, наверно, придется отправиться к доктору. Черт, с ногою дело дрянь!

— Надо перевязать ее на заднем дворе, пока никто не увидел, — быстро перебил его Джо.

Джо прекрасно понимал меня.

— Может, у кого-нибудь из ребят найдется носовой платок? — спросил я. — Тогда я ее забинтую.

— Я спрошу у Пэрса, — предложил Боб. — У него, наверно, есть.

Пэрс слыл в школе маменькиным сынком, и все знали, что он носит в кармане носовой платок. Боб ушел искать Пэрса, а Джо и я отправились на задний двор школы. Там я сел, спустил изодранный чулок и снял лохмотья, оставшиеся от повязки. Открылись кровоточащие царапины. Они были неглубоки, но многочисленны, и кровь медленно стекала по покрытой болячками холодной синеватой коже.

Джо и я молча смотрели на ногу.

— Все равно тебе эта нога только всегда мешала, — наконец вымолвил Джо, стараясь утешить меня.

— Черт с ней, — свирепо пробормотал я. — Черт с ней, с моей проклятой ногой! Погляди, не идет ли Боб.

Боб спешил к нам с носовым платком, который он почти силой вырвал у Пэрса, а Пэрс шел за ним следом, чтобы узнать, какая судьба постигнет его платок.

— Ты должен завтра принести его, — предупредил он меня и поперхнулся, увидев мою ногу. — Ой, смотрите! — воскликнул он.

С помощью платка и моей рваной повязки я крепко забинтовал ногу и поднялся, опираясь на костыли, а Джо, Боб и Пэрс отступили, ожидая, что я скажу.

Секунду я прислушивался, затихает ли жгучая боль, потом буркнул:

— Ладно, сойдет.

— Через все эти тряпки кровь не может просочиться, — заметил Джо. — Никто ничего не узнает.

Мать так и не узнала, что я поранил ногу. Я всегда сам промывал и перевязывал свои болячки, она лишь приносила мне миску с горячей водой, чистый бинт и вату для прокладки между пальцами. Иногда мне казалось, что придется все же сказать ей, потому что царапины на холодной мякоти ноги упорно отказывались заживать, но с наступлением теплой погоды все прошло.

Я продолжал ездить на Звездочке к водоему, но теперь пускал ее вскачь, только когда мы выезжали на дорогу к школе и поворот в проулок оставался позади.

Часто я пробовал ездить, держась за луку только одной рукой, но из-за искривления позвоночника меня всегда клонило влево, и одной руки было недостаточно, чтобы удержать меня от падения на эту сторону.

Однажды, когда Звездочка шла шагом, я решил попробовать держаться за седло в разных местах в поисках более устойчивого положения. Благодаря тому что я был крив на левый бок, я мог, не напрягаясь, дотянуться левой рукой гораздо дальше, чем правой. Подвинувшись немного вправо, я сунул левую руку под крыло седла как раз под своей ногой, где подпруга пересекает седло и уходит под крыло. Схватившись за подпругу именно в этом месте, я мог сопротивляться наклону влево, а упираясь в прокладку седла — наклону вправо.