Раймон Кено - Голубые цветочки

— Я хочу сказать: слушается с полуслова.

Девушка пожала плечами.

— Вы что, слабы на голову? Он остался, потому что он свободен, а вовсе не потому, что дрессирован. Если бы он был дрессирован, он тут же отправился бы на туристическую турбазу для туристов. Но он остался, потому что он свободен.

— А в этой юной головке кое-что есть, — прошептал Сидролен, с новым интересом вглядываясь в канадку, особенно в светлый пушок на ее ногах и в подметки ботинок. — Ей-богу, кое-что есть!

Тут как раз принесли укропную настойку с минералкой. Все выпили.

— А каким манером вы кочуете? — спросил Сидролен. — На повозке, на велосипеде, на машине, на вертолете? Пешком, верхом, вплавь?

— Стопами, — ответила девушка.

— Автостопами?

— Конечно, автостопами.

— Я-то сам иногда кочую на автотакси. Правда, это менее экономично.

— Мне плевать на деньги.

— Понятно. А как вам моя укропная настойка?

— Неплохая. Но чистая вода лучше.

— Здесь она никогда не бывает чистой. Речная пахнет помойкой, а водопроводная — хлоркой.

— Вы не хотите, чтобы он спел?

— Это еще зачем?

— Чтобы отблагодарить.

— За укропную настойку?

— За гостеприёмство.

— Очень мило с вашей стороны. Спасибо.

Девушка повернулась к своему спутнику и скомандовала:

— Спой!

Парень порылся в своем имуществе и извлек на свет божий крошечное банджо. Попробовав струны и взяв несколько вступительных аккордов, он открыл рот, и они услышали следующие слова:

— «Люблю Пемполь, люблю его утесы, и колоколен звон многоголосый…» [10] Песня Теодора Ботреля «Пемполез». Город Пемполь находится на Атлантическом побережье Франции.

— Где он это выучил? — спросил Сидролен, когда песенка была спета.

— В Пемполе, конечно, — ответила канадка.

— Ну и глуп же я! — сказал Сидролен, хлопнув себя по лбу, — мог бы и сам сообразить.

Минибанджо вернулось в рюкзак. Парень опять принял вертикальное положение и протянул Сидролену руку.

— Сэнкью, — сказал он, — и орибуар [11] Искаженное «au revoir» (до свидания). Буар (boire) — пить (фр.). !

Затем он обращается к девушке:

— Шнель! Ти идьот или не идьот?

Девушка грациозно встает и в темпе засупонивается.

— Ну и дрессировочка! — заметил Сидролен.

Юный кочевник тут же запротестовал:

— Найн! Найн! Нет трессировотшка: швобода! Либертад! Марширен нах кемпинг бикоуз иметь швобода марширен нах кемпинг!

— Ясно, ясно.

— Прощайте! — сказала девушка, в свою очередь протягивая руку Сидролену. — Еще раз спасибо, мы к вам зайдет как-нибудь, если будет время.

— Милости просим, — ответил Сидролен.

Он посмотрел, как они карабкаются вверх по косогору со всем своим снаряжением.

— Для силачей работка, — прошептал он.

— Они вернутся? — спросила Ламелия.

— Не думаю. Нет, они никогда не вернутся. Да и что они мне? Они едва ушли, а я уже почти забыл о них. А ведь они существуют, они, без сомнения, заслуживают права на существование. Но они никогда больше не вернутся в лабиринты моей памяти. То было мимолетное знакомство. Бывают такие сны, похожие на мимолетное знакомство, — наяву они наверняка прошли бы мимо сознания, и однако, эти сны волнуют, когда припоминаешь их утром, пока тычешься без толку в сомкнутые ставни век. Может, я и сейчас спал?

Ламелия не ответила ни утвердительно, ни отрицательно — по той простой причине, что она не дослушала его монолог до конца.

Сидролен взглянул на часы в кубрике и не без удовольствия констатировал, что встреча с кочевниками пробила весьма несущественную брешь в том отрезке времени, который он отводил своей сиесте, и что эта последняя вполне может быть продолжена еще на несколько минут. Вот почему он разлегся в своем шезлонге, и ему опять удалось заснуть.

— Что я вижу! — воскликнул король, сидящий под своим заветным дубом, — уж не препожаловал ли к нам наш горячо любимый герцог д’Ож!

— Он самый, сир, — отвечал герцог, склоняясь долу перед королем, и добавил: — Мое вам нижайшее!

— Счастлив тебя видеть в добром и цветущем здравии, — сказал король. — Как там твоя семейка?

— Моя супруга усопла, сир.

— Надеюсь, это не ты ее укокошил? С тебя ведь станется!

Тут король изволил милостиво улыбнуться собственной шутке, и тотчас окружающая свита прямо-таки зашлась от восхищения.

— Стало быть, с наследником по-прежнему дело швах? — осведомился король.

— Увы! — вздохнул герцог. — У меня только мои тройняшки, и это для меня тяжкий крест, государь, тяжкий крест!

— Кстати, о кресте! — воскликнул король. — Я очень рад твоему приезду. Мы тут снаряжаемся в новый крестовый поход и очень рассчитываем, что ты составишь нам компанию.

— Не очень-то мне это по вкусу, государь.

— Ну-ну-ну! Не спеши с отказом, ты ведь еще не знаешь подробностей. Во-первых, на сей раз мы отправляемся не в Египет (вот тебе на, сэр!). Нынче мы берем курс на Карфаген.

— А это мне совсем уж не по вкусу.

— Карфаген-то? Да нет, ты сперва вникни, мой добрый д’Ож, одни только исторические воспоминания чего стоят!.. Блаженный Августин… Югурта… Сципион… Ганнибал… Саламбо… Неужто тебе это ни о чем не говорит?!

— Совсем ни о чем, сир. Моя читай книжки мало-мало.

— Ах, д’Ож, мой добрый д’Ож, и все-таки тебе необходимо сопровождать меня, дабы выпотормошить этих поганых нечестивцев.

— И не уговаривайте, сир, на сей раз я с вами не в деле и не в доле.

— Стало быть, у тебя нет желания разделаться с приверженцами Магомета?

— Судите сами, сир: я живу отшельником в моем скромном загородном замишке с д’ожноном, я воспитываю там дочерей, коими Господу угодно было удручить мою старость, я лечусь там от неизлечимой болотной лихорадки, которую подцепил в Дамьетте [12] Дамьетта — портовый город в Египте. и прочих отдаленных колониях нашей метрополии, там же некий святой человек, он же капеллан, он же аббат Онезифор Биротон заботливо ведет меня по пути истинному к очищению души, — так какого же чёрта, сир, скажите сами, какого же чёрта мне срываться из моей мирной провинции?! Неужто для того, чтобы год спустя меня доставили туда же засоленной тушей в бочонке?!

Святой король испустил тяжкий вздох.

— Короче говоря, — заключил он, — против Эль Мостансер Биллаха [13] Эль Мостансер Биллах — тунисский халиф, против которого Людовик выступил в поход в 1270 г. ты бы не пошел?

— Да пошел он сам куда подальше, сир, вот вам мое последнее слово!

— Ох-хо-хо! Вижу я, трудненько мне будет провести этот восьмой крестовый поход.

И добрый святой король совсем было впал в уныние.

— Ну-ну, не горюйте, сир, — утешил его герцог д’Ож. — Вы уж как-нибудь собьете себе команду из всяких коммандос, они охотно составят вам компанию в кампании на тех далеких берегах.