Чарльз Сноу - Дело

По-видимому, их это устраивало. Если в этот вечер они и не были счастливы, то, во всяком случае, очень удачно притворялись счастливыми. После каждого танца Лестер Инс выпивал бутылку пива. У него было мощное телосложение человека, занимающегося спортом, — этим он несколько напоминал Мартина, — и пиво не оказывало на него никакого действия. Когда он танцевал с женой, было очевидно, что она держит его под башмаком, чем он очень доволен. Некрасивая, с приплюснутым носом, уютная, она казалась ему такой привлекательной, что, следя за ними, мы вчуже чувствовали ее обаяние. Температура в комнате — и в прямом и в переносном смысле слова — неуклонно поднималась. То и дело кто-нибудь из молодых профессоров исчезал куда-то, прихватив с собой даму. Были тут и супружеские пары, и аспиранты, падкие на девушек, и интеллектуального вида девушки, падкие на аспирантов. Я задумался над странным idée reçue [16] ходячим мнением (франц.). , любезным сердцу военных, бизнесменов и представителей света, что люди науки гораздо более холодны по натуре, чем сами они. Если в этом вопросе возможны какие-то обобщения, то мои наблюдения говорили как раз об обратном.

Еще в такси Мартин сказал мне, что вам нужно будет поговорить с Инсом. Момент для этого был не слишком подходящий, но, ввиду «неустойчивости» Кроуфорда, другого могло и не подвернуться. Поэтому, после того как мы с час пробыли на вечере, Мартин перехватил Инса на лестничной площадке и кивнул мне.

— Мне назад к жене ужас как хочется! — сказал Инс.

— Одну минуту, — проговорил Мартин. Затем он сказал безо всяких обиняков, что письмо Гетлифа «наделало переполоха» и что ему нужен еще один только голос.

— До чего же у вас односторонний ум, Марти! Просто сил никаких нет!

— Не сказал бы, — ответил Мартин, — а как все же…

Инс выпил много пива, но пьян он не был, только пришел в веселое расположение духа. Он постоял в раздумье, чуть расставив сильные ноги, потом сказал:

— Ничего не выйдет. Я в этом не участвую.

— Знаете ли, так просто отмахнуться от этого вы не можете.

— Черта лысого я не могу!

Я его знал мало, но мне всегда казалось, что в душе он человек порядочный, надежный и здравомыслящий. Меня поразило, что он говорил тоном, в котором звучало не только легкомыслие, но и бессердечие. Я сказал ему, что очень удивлен.

— Ну и удивляйтесь себе на здоровье, Лью! Если уж на то пошло, какого черта вы-то сами тут суетитесь?

Я ответил не менее грубо:

— Потому что люди, вроде вас, ведут себя хуже последних дураков.

— А вот этого я не потерплю ни от вас, ни от кого другого.

— Придется, черт вас возьми, потерпеть, — сказал Мартин.

Инс, не двигаясь с места, дружески улыбаясь, смотрел на нас. Он нисколько не был ни смущен, ни растерян.

— Я просто-напросто не участвую в этом, Марти! — сказал он.

— Почему?

— Не вижу, почему я должен объяснять вам причины. Я и не знал, что вы исполняете обязанности духовника для безбожников.

Моментальная бледность покрыла лицо Мартина. Наглость молодых людей он воспринимал гораздо болезненнее меня. Однако, несмотря на все свое возмущение, он сумел сдержаться. Обычно он давал себе волю, только когда это было необходимо в тактических целях или же дома.

— Я считаю, что объяснить причину вы должны, — сказал он.

— Почему это?

— Если хотите, чтобы к вам относились серьезно. А я надеюсь, что вы этого все-таки хотите.

Выражение лица Инса впервые омрачилось. Он был человек волевой, но у меня создалось впечатление, что ему не часто приходилось мериться силами с другими волевыми людьми, тогда как для Мартина в этом не было ничего нового.

— Меня этот вопрос не интересует.

— Довольно бессмысленный ответ, — сказал Мартин.

— На мой взгляд, это просто какая-то свара между учеными. Ну и разбирайтесь с ней сами на здоровье! Желаю удачи и целую крепко!..

— Это никак не свара между учеными, — сказал я. — Просто вы ищете себе отговорку. Мы вам говорим, что вы не можете…

— А я вам говорю — черта лысого я не могу.

— Послушайте, — сказал я, — вы должны согласиться с тем, что существует возможность, — а по нашему мнению, это несомненный факт, — что пострадал невинный человек. Неужели, по-вашему, это так уж хорошо?

— Ну, если такие штуки случаются, то в конце концов все равно все всегда становится на свое место.

— Господи боже мой! — сказал я. — Впервые слышу столь оптимистический взгляд на положение вещей в человеческом обществе.

— Ну это, конечно, касается не ваших дел… Не дел мировой важности. Ни в коем случае, — возразил Инс. — Скольких людей на ваших глазах потопили за это время?

— Многих, — ответил я, — но не совсем…

— Тогда какого же черта вы не помогаете вылезти им?

— Я хотел сказать, — ответил я, — не совсем таким путем… И тот факт, что многих топят, вовсе не означает, что в их компанию нужно добавлять еще одного.

— Если вы действительно хотите знать причину, так вот как раз поэтому я и не хочу участвовать в этой сваре, — сказал Инс. — От всего этого дела, на мой вкус, чересчур попахивает Пэкснифом [17] Персонаж Диккенса — лицемер, который всеми способами добивается для себя выгоды, прикрываясь высокими идеями и чувствами. . Бог его ведает, что вы в этом всем увидели, Лью, но почему-то вам тоже обязательно понадобилось разыгрывать со мной Пэкснифа. И ведь среди этой публики вы далеко не худший. Все вы ученые, Марти, недалеко ушли от. Пэкснифа. Вы считаете, что можете вертеть нами как вам угодно, думаете, что моральный подъем можно включать и выключать по желанию. Так вот, чтоб вы знали, потому-то я в этом и не участвую. Идите и творите себе добро. Я вам не собираюсь мешать. Но слушать об этом я не хочу. Мне и без того прекрасно живется, премного вам благодарен!

На следующий день, когда Мартин зашел за мной, чтобы идти завтракать, вам нечего было сообщить друг другу. В столовой, где уже сидели несколько членов совета, о деле Говарда не было сказано ни слова, хотя кое-кто из присутствующих — Найтингэйл и Том Орбэлл, например, — несомненно знали весь ход его развития. За исключением одного глухого старика священника из окрестной деревушки, который с незапамятных времен ежедневно являлся сюда завтракать, все остальные пришли после лекций в университете или работы в лабораториях. Лестер Инс объявил, что читал своему курсу о Бэовульфе.

— И что же вы им сказали? — спросил Том Орбэлл.

— Что он нуден до невозможности, — ответил Инс.

За нижними столами [18] Профессорский стол стоит на возвышении, студенческие — ниже. непрерывно сменялись студенты-выпускники; хлопали двери, стучали тарелками слуги. Мы позавтракали на скорую руку, в столовой было очень шумно; пить кофе в профессорскую отправились после завтрака только мы четверо — Мартин и я, Найтингэйл и Орбэлл.