Александр Новгородцев - Анимация от Алекса до Я, или Всё включено

«Да плевать, что я не человек что ли? Придумали рабовладельческий строй, тоже мне. Уволят, так уволят, не расстреляют же», — таким девизом, я заглушил внутренний, санкционированный мозгом, митинг безопасности на проспекте Контроля желаний у памятника Правды, предостерегающий меня от подчинения высокоорганизованного человеческого самосознания пробудившимся тёмным силам первобытного животного инстинкта.

«Accidit in puncto, quod non contigit in anno», — как говорили древние мудрецы. Случается в одно мгновение то, чего не случается за целый год. Сначала Вика, затем Татьяна, теперь Юля. Да, я сегодня котируюсь.

«И в третий раз забросил он невод…» В смысле, назначил свидание. А место для него я уже продумал.

Внутри всё трепетало, буря чувств разметала рациональные мысли об осторожности, которые подобно обиженным сорокам, расселись на проводах и деревьях поодаль и из-за расстояния воспринимались как фоновый шум.

Единственное, чего я опасался на данный момент, это быть застигнутым врасплох Татьяной, которая уже где-то на подступах к ресторану. Это заставляло меня держаться неосвещённых участков, ближе познакомиться с кустовым гербарием и изучить характер теней отбрасываемых пальмами. Такое поведение человека, передвигающегося как ниндзя-первокурсник, гораздо подозрительнее, чем уверенная походка по плиточным дорожкам. Но мне пока везло. Я не наткнулся на «женщину Вольтера» и избежал встречных и поперечных патрулей верблюжьих сынов.

Ключ был на месте. Я проник в анимационную комнату. Что же, для романтического свидания с налётом таинственности вполне подходит. Традиционный бардак, что сложился и закрепился здесь сразу после отъезда Натали, в темноте был не так виден. Вся эта залежь пластиковых стаканчиков из под чая и кофе, расставленная у ножек стола, стульев, в углах, вываливающаяся из переполненной мусорки. Чьи-то сохнущие после вынужденной ванны в бассейне подштанники, футболки и полотенца. Раскиданный где попало реквизит, бумага, салфетки, канцелярские принадлежности. Позаимствованные из ресторана пепельницы забитые доверху окурками и пеплом. Да — турки аниматоры, это катастрофа в плане чистоты и порядка.

Прибрал то, что уж совсем убивало атмосферу свидания. Передвинул стойку с костюмами ближе к окну. Слабый фонарный свет, рассеяно падающий сверху, давал достаточно пищи для глаз, чтобы можно было видеть пространство вокруг себя. Как-будто имитация лунного во время мистической театральной постановки. В шкафу я нашёл несколько яблок — чья то заначка. Нарезал их на дольки ножницами, за неимением ножа. Услышал лёгкие шаги снаружи от двери, приглушённые ковром. Она! Шепнул в приоткрытую дверь.

То, что мы должны скрываться от посторонних глаз, как целомудренные гимназисты, подбавляло масла в огонь. Распалённые, мы не тратя время на разговоры, занялись изучением тел в лунном свете. Юля предстала во всей красе подобно языческой богине страсти, но под моими жадными ладонями был отнюдь не холодный афинский мрамор. Горячая пелена застила взор, и зов крови бился внутри тела.

Видели ли раньше эти стены такое зрелище. Заслуживал ли этот стол такого к себе отношения — использования не по прямому назначению. Я на месте стола, был бы благодарен такому вниманию к своей персоне. Во всяком случае, он достойно, без скрипов возмущения, принял удар судьбы. Не сломался изнутри, не показал слабину расшатанными ножками, как это мог бы сделать, другой — менее подготовленный и стойкий духом стол.

Мы вкусили запретный плод в полной мере и, немного отдышавшись, обмякнув на пару минут после любовных утех, перешли на яблоки, которые конечно меркли по сравнению с пережитым. Расстелив какие-то костюмы с вешалок позатрёпанее на ковролине, мы переместились вниз.

Внезапно на улице раздались глухие шаги, кто-то остановился напротив окна, габаритами больше похожий на витрину, и принялся вглядываться внутрь. Я замер. Теперь, когда зов плоти немного ослаб, вкусив божественного нектара, чувство безопасности вновь взяло поводья управления. Силуэт, округлые очертания которого показались мне смутно знакомыми, сместился в неприкрытый одеждой от гримёрной вешалки оконный проём. Я увидел знакомую шевелюру с кудряшками, боулинговидный овал лица и телесные пропорции, достойные восхищения художников периода венецианского рассвета.

«О пречистая нечистость! Татьяна! Она нас видит! Она видит нас! Ну сейчас начнётся! Сможет ли она вышибить стекло или будет искать вход? Дверь закрыта. Будет ломать. Если вышибет, а скорее всего так и будет — для её то мощей дверь хлипковата, будет неприлично больно до скорого начала загробной жизни. Если не сломает, а на это не даст ставку ни один уважающий букмекер, то так или иначе сбежится охрана — нас застукают, затем суд Линча и уже сегодня утром никакой зарядки. Что же выбрать, Алекс? Открыть ли дверь самому и ускорить отход в мир иной или надеяться на чудесное спасение. Юля! Надо спрятать Юлю от гнева баронессы пончиков». Вот что стремительно пронеслось в моей голове бегущей строкой.

Татьяна пристально смотрела на нас всё это время, потом полной рукой поправила волосы.

«Что она ждёт? Чего ты ждёшь? Спокойна — она выглядит слишком хладнокровно и невозмутимо. Как гестаповский палач. Значит, смерть будет медленной и мучительной. Она же работает в органах и понимает кое-что в методах причинения боли. С чего начнёт, с ногтей или ресниц. Ножницы, надо их спрятать. Боже, дай мне сил не кричать и достойно встретить муки. Почему же она медлит, почему?»

Мы были беспомощны словно Кай и Герда, застуканные разъярённой Снежной Королевой. Как Ганс и Гретта, пойманные ведьмой-киндерофильшей в жутком лесу. Как Тесей и Ариадна, забредшие в тупик лабиринта, чувствуя зловонное дыханье косматого зверя за спиной.

Дальше события происходили не так, как я мог предположить. Замерев неподвижно, мы наблюдали как Татьяна, повернулась спиной к витрине, приподняла локти до уровня плеч и сделала внушительной частью своей утяжелённой фигуры парочку круговых движений и оценивающе посмотрела на нашу реакцию. Я был близок к помешательству. А Юля вообще откровенно задрожала от ужаса.

— Спокойно, спокойно, — зашептал я, пребывая на грани безумия.

Программа любительского стриптиза продолжилась. Юля даже негромко застонала, чуть всхлипывая. Не будь я мужчиной, не преминул бы присоединиться к ней, но нельзя было показывать слабость. Танюшище просто издевается над нами, показывая свою власть. Хочет сломать не только физически, но и насладиться душевной кахексией. В любой момент она может ворваться и отнять наши жизни. Танцует, как питон перед бандерлогами, но до гипнотических колец ей далеко, как до Волочковой.