Александр Новгородцев - Анимация от Алекса до Я, или Всё включено

И тут ещё неожиданней прозвучал Юлин шёпот:

— Вот умора, да?

Что же, этого стоило опасаться, девичья психика оказалась слабее чем мужская, красавица не выдержала. Оно и к лучшему, для неё последующие мучения будут безболезненны. Ведь я так и не придумал, куда её спрятать от гнева Тань Конга.

Тем временем Татьяна закончила произвольную программу, снова поправила волосы, и потянула вниз края сарафана, натягивая его как перчатку. Мне почудилось что-то знакомое во всём этом спектакле. Так ведёт себя женщина, когда она… когда она перед зеркалом… Ну конечно, йатвадраль распетличная. Сырамсакламасак мне в печень. Славься отражающая сила стекла, законы преломления и дисперсия света. Татьяна нас не видит! Мы спасены! Спа-се-ны!

— Это ведь одна из твоих поклонниц? — шутливо спросила Юля, которая давно раскусила действия полной барышни, и то, что я принимал за дрожь страха было, беззвучным смехом.

— Поклонниц? Ну как поклонниц… фанатка моя. Одна — целый фан-клуб заменяет по весовому показателю.

— А она как, по интересу, или на что-то рассчитывает? — водя пальчиком по одной, оказывается чрезвычайно чувствительной ямке в основании шеи, продолжала Юля.

— Рассчитывает. Показать на что?

И я показал. Стены уже стали привычными к этому зрелищу, стол заслужил передышку, действие происходило под ним.

Когда мы уже заканчивали с яблоками, входная вращающаяся дверь, которая вела в коридор, заканчивающийся нашей неполной стенкой, зашелестела. Шаги не были похожи на человеческие, разве только могли принадлежать неуверенному зомби, волочащему топор. В тишине, это звучало странно и страшно. Что за новая напасть?

Звуки нарастали, приближаясь к нам. Мы, в свою очередь, замерли. Непрожёванное яблоко кислило язык во рту. Что-то привалилось к двери с внешней стороны. Через долгую выдержанную паузу над стеной показалась еле видимая человеческая кисть, похожая на птичью лапу. Кисть, распрямляясь, захлопала по кромке стены, отбивая мистический ритм. Затем на какое-то время исчезла, задёргалась дверная ручка, замерла и кисть на перегородке появилась вновь.

Разум ожил, стремительно разгадывая эту головоломку из тайн склепа..

«Рука — это рука. Рука кому-то принадлежит. Кому? Кто это может быть? Санта Клаус — нет. У него красные рукавицы. Друг Санта Клауса — возможно. Кто друг Санта Клауса? Олень! Похоже на оленя? Нет. Виднелись бы рога. Какие рога, ты спятил что ли? У оленей в первую очередь копыта. Это похоже на копыто? Нет. Значит это не Санта Клаус и не его друг олень. Отлично, список сужается. Что за бред, какой список? Что делает рука? Пугает? Ещё. Танцует? Хорошо — ещё. Шарится? Хлопает? Точно. Хлопает, аплодирует. Аплодисменты, сцена, ведущий — Боб. Это Бобская рука. Отлично. Ничего отличного. Что ей здесь надо? Руке ничего. Надо Бобу. Что здесь надо Бобу? Что-нибудь. Если ему что-нибудь надо, он хочет войти, а раз хочет войти — ему нужен ключ. Точно, есть! Рука Боба, желающего войти, ищет ключ».

Головоломка была разгадана. Пока Бобская рука искала ключ на стене, я, дав Юле сигнал не шуметь, принялся искать его в комнате. Пока я это делал, Юля не придавая, серьёзности положению, а может просто решив повысить накал ситуации, реально принялась щекотать меня. Я, укрываясь за локтями и извиваясь ужом, дополз до шкафчика. «Только не пятки, Юля, не надооо трогать пятки. Я не выдержу». Есть, ключ найден. Я поднялся на ноги перед стеной, крайне бережно, как могущественный артефакт, но очень хрупкий атефакт, положил ключ на самый краешек, так — чтобы одного деликатного касания было вполне достаточно для его падения.

Эта часть плана сработала, ключ упал внутрь.

Раздался поток колоритных выражений, общепринятых для данного случая у каждой народности, выражающий крайнюю степень досады. Снова яростно задёргалась дверная ручка. Затем наступило временное затишье. Мы ждали. Над стеной появилось две руки, вцепившиеся в кромку стены, и послышалось что-то похожее на «ы-ы-ы-ы-ы», как если бы кто-то пыжился. Стена загудела от шаркающих по ней звуков. «Боб пытается забраться, надо не дать ему это сделать». Я вооружился щитом для дартса и встал наизготовку, готовый нанести удар при появлении головы в бандане. Юлю всё это очень смешило, и я видел, она еле сдерживается, закутав лицо в какую-то рубашку. Действительно, смешная ситуация — слышать как пыжится дрищеБоб. Но максимум, что ему удалось — явить свою макушку. После очередного «ы-ы-ы-ы-ы» и шкрябанья, пальцы отцепились, и мы услышали стук падения тела. И после короткой паузы, сопровождающейся затруднённым дыханием, прозвучал очередной поток крылатых выражений, под новой антицензурной редакцией. Больше попыток проникнуть с той стороны не предпринималось. «По крайней мере, Боб обошёлся без сотрясения мозга», — подумал я, тихо откладывая щит в сторону.

Неприятность была в другом. Я не слышал, чтобы Боб уходил, и появившееся кошачье мяуканье за стеной свидетельствовало о том же. Мы оказались в ловушке. Как долго он собирается сидеть под дверью? Неужели придётся перелезть и оглушить его, рассчитывая на амнезию. А если пристукну ненароком? Нет, надо что-то придумать. Но жизнь сама вмешалась в планирование спецоперации.

Когда поток проклятий иссяк, раздалось бульканье. В течении минут 10—15-ти оно прекращалось и возникало вновь, а затем тишину нарушил звук шуршания по стене, как будто сполз вниз куль картошки. Не стихало только слабое мяуканье. Я приставил стул к стене. Встал на сиденье, затем на спинку и заглянул по ту сторону. Очертания развалившегося на боку Боба и рядом виднеется пустая стеклянная тара из под виски. Понятно, Боб стремился сюда за закусоном в виде яблок.

Всё это кукольное представление, с руками над импровизированной ширмой, пробудило в нас аппетит иного рода, и я ещё раз возблагодарил добротный стол и плотников, его сколотивших. Отодвигая дверной створкой Бобские разбросанные ноги, я убедился, что он крепко дрыхнет или очень хорошо притворяется. Поэтому вновь отложил, занесённый было щит и создал нужную щель в проёме, чтобы мы могли протиснуться. Закрыл дверь и спихнул ключ обратно — за стенку. Поддерживая ослабевшую от любовных ласк Юлю, довёл её до вращающихся дверей. Ещё четверть часа мы с ней прощались, но я, опасаясь, что отпущенный мне лимит удачи исчерпан, пообещал, что загляну ещё проститься перед её выездом из отеля.

Лимит удачи действительно подходил к концу. Об этом мне просигналил охранник в будке на посту. Он указывал на меня пальцем и вопросительно вытягивал подбородок, чего-то спрашивая. Когда я сделал вид, что не обращаю на него внимания, собираясь миновать пост, выскочил из дверей и замахал руками запрещающими жестами.