Эрика Косачевская - Ночь Патриарха

Уже после того, как Саша окончил школу, мы с Ниной Александровной часто встречались по дороге к метро, много разговаривали — её интересовало, как идут Сашины дела.

Когда я привезла папу из больницы, квартира ему очень понравилась. Отец сказал, что она оказалась даже лучше, чем он представлял по моим рассказам.

Но, к сожалению, Бог отвёл папе прожить в этой квартире менее двух лет. После его смерти мы с Сашей остались вдвоём. По окончании института Саша поступил на работу, женился на девочке-ленинградке, и мы стали жить втроём.

Его жене-пианистке представилась возможность уехать на постоянное местожительство во Францию. Ребята уехали, и я осталась в квартире (и в стране) одна. Каждый год ребята присылали мне приглашение, и я ездила к ним на время отпуска в гости.

Не смотря на то, что у меня уже давно наступил пенсионный возраст, я продолжала работать. Но после произошедшего в 1998 году дефолта, мой до этого очень даже приличный оклад настолько обесценился, что работать стало бессмысленно. А тут как раз Германия открыла свои границы для переселенцев. Использовав еврейское происхождение моей мамы, я как «беженец», переехала на постоянное местожительство в Германию, где и живу сейчас в городе Кёльне, одном из самых обаятельных городов этой страны. Мою просторную двухкомнатную квартиру на 17-м этаже двадцатитрёхэтажного дома оплачивает немецкая социальная служба.

Саша продал нашу московскую квартиру, и эти деньги пошли у него на уплату вступительного взноса при покупке квартиры в Мюлузе, французском городе, где они с женой и моей внучкой живут сейчас.

Таким образом, «квартирный вопрос» в настоящее время для меня окончательно закрылся.

Кёльн, 2008-10 гг.

Причиной всего случившегося был мат… Читатель, ради Бога не подумай, что это был грубый русский мат. Нет, это был вьетнамский мат, искусно сплетённый из светлой соломы, толстый и красивый. Мы с моей подругой Кирой ждали звонка от агента издательства, который должен был встретиться с нами и передать первые 40 полагающихся мне авторских экземпляров новой книги «Балкон».

Агент не звонил, я нервничала и решила позвонить сама. Решительным шагом я пошла к телефону и споткнулась об этот проклятый мат, который лежал в коридоре Кириной квартиры. Я с размаха упала вперёд, врезавшись грудью в стоявшую у стены низкую полку для обуви, называемой москвичами «галошницей».

В этот мой приезд с самого начала всё складывалось отвратительно. Только по прибытии в Москву в пятницу я узнала, что моё издательство из-за материальных проблем в этом году не будет принимать участие в ежегодной книжной ярмарке «Нонфикшн». Для меня это стало неприятной неожиданностью. Мой издатель уверял, что якобы послал мне по Интернету об этом письмо, но я его не получила. Впрочем, это всё равно ничего бы не изменило, поскольку билет на самолёт был куплен заранее, «туда и обратно», с солидной скидкой и возврату не подлежал. Поэтому, чтобы хоть как-то оправдать мой приезд, я предполагала в субботу и воскресенье «потусоваться» на ярмарке и раздать полученные от агента книги некоторым критикам, которые пишут обо мне, а также друзьям и знакомым.

Но вьетнамский мат в союзе с галошницей сломали все мои планы, заодно сломав нижнее левое ребро и вывихнув руку в правом плечевом суставе.

С непереносимой болью я валялась на холодном полу передней Кириной квартиры. Поднять меня с моими более чем восьмидесятью килограммами и перенести на кушетку Кира не могла. Тогда мы привлекли к решению проблемы мой чемодан: подруга стала с одной его стороны, а я, лёжа на спине, упёршись ногами с другой стороны, постепенно отжималась по направлению к кушетке. Самое трудное было взобраться на саму кушетку, но мы с Кирой дюйм за дюймом решили и эту проблему. И я в изнеможении, по прошествии 20 минут, которые длилась эта многоходовая операция, наконец, получила возможность нормально лечь.

А Кира, бросив меня, помчалась на встречу с издательским агентом Димой. Это было необходимо, поскольку на субботу и воскресенье Дима уезжал из Москвы и вернуться должен был только в понедельник уже после закрытия выставки. А во вторник утром в соответствии с обратным билетом на самолёт я уже должна вылететь из Москвы в Дюссельдорф. Я по своей наивности вначале не думала, что положение очень серьезное, а предполагала, что отлежусь и, если не в субботу, то, по крайней мере, в воскресенье обязательно поеду на выставку.

Прошедшие полтора часа до возвращения Киры были в моей жизни одними из самых трудных — боль в плече была непереносимой и всё усиливалась — видно, в суставе начался отёк. Два раза звонил телефон, но я и подумать не могла, чтобы подняться и подойти к аппарату. За это время я передумала самые худшие варианты своей дальнейшей участи, вплоть до потери правой руки.

Наконец, Кира вернулась. Зашвырнув сумку с так дорого обошедшимися мне книгами в угол, она позвонила одной из моих старых верных подруг — врачу Эммочке, и та немедленно вызвала к нам «Скорую помощь».

Машина приехала довольно быстро, буквально через 15 минут. Мы едва успели собрать необходимые документы, как в квартиру позвонили два служителя Гиппократа, одетые в красивую чёрно-бирюзовую форму — очень симпатичный мужчина примерно лет сорока с небольшим — врач и такого же возраста медицинская сестра — пышная, яркая блондина с чудным цветом лица. Оба доброжелательные и даже ласковые.

Врач первым делом сделал мне обезболивающий укол, а затем осторожно осмотрел плечо.

— Похоже на вывих плечевого сустава, вам нужно немедленно, пока не усилился отек, его вправить, — сказал он и стал через центральную службу вызванивать по мобильному телефону направление в травматологический пункт.

Пока он ждал ответа, я спросила, сколько должна заплатить. Уже три года подряд я покупаю каждое первое августа в Германии, в своей больничной кассе заграничную медицинскую страховку. Она стоит всего 23 евро и в течение года даёт возможность в случае надобности иметь оплаченное лечение в любой стране мира, включая Россию. С этой страховкой я езжу на зарубежные экскурсии, в гости к моим ребятам во Францию, ну и, конечно, на родину. Единственная особенность состоит в том, что в отличие от Европейских стран, в России я должна оплачивать лечение сама наличными. Но обязательно следует брать за лечение квитанции, по которым мне уже в Германии возместят все затраты.

Наслышавшись всякого об отвратительной работе российских медицинских служб, я ждала самого неожиданного ответа, но только не этого: