Юра Окамото - ЯПОНИЯ БЕЗ ВРАНЬЯ исповедь в сорока одном сюжете

Похоже, Хиросима и Нагасаки с их обезличенным ярлыком стихийного бедствия стали ещё одним вопросом, который японцы стараются отложить, так и не разобравшись в нём до конца.

Дорога с перевала была длинная, каменистая и всё вниз — километров десять, не меньше, — а велосипед старый, шины истёртые, колодки тормозов как железные, и на полпути вниз камера на раскалившемся ободе таки лопнула. Резиновая заплата у меня была, а вот насоса почему-то не оказалось. Я как-то добрёл до деревни у подножья и, оставив велосипед у прогнившего забора придорожной закусочной с громким названием «Европейская Еда», зашёл внутрь. И там познал, что еврей и японец — братья навек.

Поскольку еврейство у меня неправильное — по отцовской линии, — я стараюсь его особо не акцентировать, считая, что данная мне таким неудобным образом еврейская кровь скорее освобождает меня от национальных признаков, давая полное право сидеть под сакурой, закусывать ром мацой и петь «Мы же русские, Танька». Но кем-то себя называть надо, а в Японии, стоит человеку назваться русским, на него немедленно выливают ведро ассоциаций от матрёшек и водки до казачьих плясок, поэтому я часто представляюсь как еврей из России — на эту гремучую смесь у японского народа штампов не заготовлено, и можешь выстраивать свой образ сам. Но в этот раз не вышло.

Я сел у стойки и заказал хозяину закусочной какое-то блюдо, решив, что лучше сначала завоевать его расположение, а потом уже выпрашивать насос. И на первый же заданный мне вопрос выдал ему свой пятый пункт.

— Еврей? — переспросил он, застыв со сковородкой в одной руке и куском чего-то европейского в другой. Затем повернулся и возбуждённо крикнул куда-то вглубь дома: — Жена, к нам еврей приехал!

Отдёрнув занавеску, к нам вышла женщина деревенского вида и встала рядом с мужем. Некоторое время оба заворожённо смотрели на меня, как на эдакую мифическую птицу. Затем, очевидно поняв по моему недоумённому виду, что птица считает себя последним воробьём, начали меня просвещать.

Оказалось, что миром на самом деле правят евреи, но правят тайком, не показывая до поры до времени своей силы. Но что в двухтысячном году (дело происходило года за два до великой даты) они открыто заявят о своём могуществе и создадут всемирное правительство, упразднив все остальные. И тут-то, мол, мы, японцы, и пригодимся — в качестве правой руки. Почему? Да потому, что японцы — прямые потомки одного из десяти колен Израилевых, сбежавших из Палестины в Японию. Что, не веришь? Подумай, столько всего общего между Ветхим Заветом и японской мифологией, между иудаизмом и синтоизмом, слова кое-какие совпадают, да и вообще у нас Y-хромосома одна и та же.

Я слушал вполуха, хоть и удивляясь количеству выдаваемой мне информации, думая, как бы повернуть разговор в сторону насосов да европейской еды, которая теперь лежала, всё ещё нежареная, на сковороде рядом с плитой. Хозяин же, неверно рассудив, что мне просто не хватает доказательств, отправился на второй этаж и притащил мне с десяток брошюрок, какие в городах разносят по домам пожилые бабы — всегда уродливые, очень дорого одетые да с японской парасолькой, — и всё стало ясно. Хозяин гнал не от фени, а от религии.

Я покорно взял первую брошюрку, и хозяин, не желая мешать праведному делу, наконец поставил сковороду на плиту. С обложки на меня смотрела гора — наверное, Синай, — а уже на развороте я нашёл то, что искал: фотографию и биографию основателя.

Основателю было всего лет сорок на вид, был он толстоватый, в костюме, в очках и выглядел совсем как обычный японский бухгалтер, только похитрее. А в биографии указывалось, что он не так давно приехал из Америки, где учился на экономическом, много общался с представителями величайшей расы и из первых рук добыл свою истину. Дальше следовала масса статей, разъясняющих доктрину и подчёркивающих, что, хотя все японцы и являются, по сути, евреями, в новое правительство возьмут только первых учеников. А на последней странице — неизменный в таких брошюрах номер банковского счёта: присылайте, мол, кому не жалко.

— Ну, понял? — сказал хозяин, ставя на стол долгожданную тарелку.

Я нерешительно вякнул, что если и действительно правлю миром, то этого пока не заметил.

Хозяин сухо усмехнулся.

— Ты с другими евреями связь-то поддерживаешь? Нет? А что ж ты тогда хочешь? Еврейская сила — в единении! Ищи евреев, они везде есть. Еврей еврею — лучшая опора.

Я вдруг подумал, что если так, то хозяин как прямой потомок мирового еврейства охотно поможет мне с насосом, а, если повезёт, может, и за еду не возьмёт. Проглотив последний кусок, я изложил ему свою проблему.

— Насос? — буркнул хозяин. — Нету у нас насоса. Сломался.

На лице его вдруг появилось какое-то другое выражение, словно у ручного феникса отказала система зажигания.

Я расплатился, попрощался и вышел на улицу. Скрипнув пружиной, закрылась дверь. Но я всё же успел услышать, как он бормочет про себя:

— Тоже мне, еврей. Один, без насоса, на велосипеде по горам разъезжает…

В школе, где учатся мои дети, недавно произошла такая история. Несколько пятиклассников перед уроком физкультуры начали хвастать, у кого какие трусы, и демонстрировать их друг перед другом, приспуская шорты. «У меня в клеточку!» — «А на моих машинка!» — «А на моих — Ампанман!» — заявил один ребёнок, передвигающийся на инвалидном кресле. Для неискушённых поясняю: Ампанман — булкообразный супермен японского мультфильма для дошкольного возраста, имя которого в буквальном переводе звучит так: «Человек-Булка со Сладкой Бобовой Начинкой». Поскольку инвалид сам показать свои трусы не мог (или не хотел — кто теперь разберёт?), а взглянуть на Ампанмана хотелось всем, кто-то дёрнул его штаны вниз, трусы слезли тоже, обнажив не только пресловутого Ампанмана, но и самое дорогое. Все похихикали, трусы и штаны были возвращены на полагающееся место, и дело вроде бы на том и кончилось.

Но одна из матерей, услышав от сына эту историю, решила спросить у учителя, не обиделся ли тот паренёк с инвалидностью. Учитель, узнав о происшедшем от неё, немедленно доложил обо всём директору, который страшно испугался огласки, а то и суда, тут же созвал Комиссию по Разработке Курса Дальнейших Действий по Делу о Трусах и Самом Дорогом, вся компания была вызвана в кабинет директора и допрашивалась десятком учителей в течение трёх часов, во время которых детям нельзя было даже сходить в туалет. Вопросы задавались одни и те же: «Ты смеялся, когда увидел самое дорогое инвалида?», «Тебе было смешно потому, что он инвалид?» И самое главное: «То, чем вы занимались, было идзимэ?»