Орхан Кемаль - Мошенник. Муртаза. Семьдесят вторая камера. Рассказы

— Из сердец молодых людей вырвали страх перед аллахом! Вырвали и отбросили прочь! — Он не говорил — бушевал. — Безбожники! Вероотступники! Что это за нравственность, которая не опирается на религиозную основу, которая не имеет в своем фундаменте страха перед аллахом?..

Одна из уважаемых дам тихонько зевнула.

Доктор — он был личным врачом хозяина дома — сказал, хоть и не верил ни одному его слову:

— Очень верно.

Инспектору — он частенько брал в долг деньги у хозяина дома — не хотелось отставать от доктора. Он поддакнул:

— Разумеется, разумеется, бей-эфенди!

Все остальные согласно закивали головами.

Бей-эфенди счел обстановку благоприятной. Переведя дыхание, опять хотел было заговорить, но в этот момент дверь гостиной открылась, вошла молоденькая симпатичная служанка в белоснежном переднике. В руках она держала поднос, на подносе были чашки с кофе. Чувствуя, как мужчины пожирают глазами ее стройные ножки, девушка направилась к столу. Сегодня она показалась бею-эфенди красивее, чем обычно. Он мгновенно забыл о безбожниках, вырвавших из сердец молодых людей страх перед аллахом. Доктор посмотрел на служанку краем глаза. Аптекарь смотрел не таясь. Заметил на шее девушки синяк, перевел взгляд на хозяйку дома: «Вы обратили внимание, ханым-эфенди? Синячок!»

Ханым-эфенди в этот момент рассказывала что-то докторше и не видела его взгляда.

Адвокатша помрачнела. Тонкая талия и широкие бедра служанки испортили ей настроение. Метнула взгляд на мужа. Тот беззастенчиво глазел на девушку. Адвокатша едва сдерживала себя от гнева. Передернула плечами, кашлянула, желая отвлечь мужа. Ничего, дома она задаст ему! Чтобы не пялил глаза на других!

Кто-то коснулся ее локтя. Она обернулась. Это была жена инспектора. Кивнув на служанку, которая в эту минуту демонстрировала им изящные линии своей спины, инспекторша сказала:

— Чудо! Не правда ли?

Адвокатша снова метнула гневный взгляд на мужа. Скривив губы, ответила:

— Но ведь всего-навсего служанка, милая.

Когда девушка, обнеся всех кофе, вышла, хозяин дома сказал:

— Взять, к примеру, эту бедную девочку…

Взоры всех обратились к нему.

— Вы знаете, я пожалел ее, взял под свое покровительство. Если бы я не вытащил беднягу из ямы, из мусорной ямы, где она была, кто знает… а?

Со всех сторон раздалось:

— Разумеется!

— Она должна днем и ночью молиться на вас!

— Конечно, конечно.

— По-моему, это необычайно добродетельное вмешательство!

Последние слова были сказаны адвокатом. Взгляды его и жены скрестились. Она была вне себя от негодования. Адвокат, поняв, что сморозил глупость, опустил глаза, начал теребить пальцами конец галстука.

Гости разошлись около полуночи.

Ведат и Седат удалились в свои комнаты.

Когда ханым-эфенди вернулась из ванной в спальню, бей-эфенди облачался в свою ночную рубашку. Тюбетейка была уже на голове.

— Доктор — человек культурный. Как ты считаешь? — сказала она.

Бей-эфенди обиделся:

— А я?.. Я… Он говорил только на медицинские темы… Это же его профессия. Разве не видела, с каким интересом слушали меня? Впрочем, ты никогда не обращаешь внимания на своего мужа!

— Ну что ты, милый! Ты тоже был на высоте, но…

— Что но?

— Доктор тоже был неплох.

— Профессиональные знания… Это еще не все… Этого мало… Искусство заключается в том, чтобы…

Ханым-эфенди не стала слушать, в чем заключается искусство, погасила свет, зажгла красный ночник и легла рядом с мужем. Пружины скрипнули под тяжестью двух грузных тел, раз, другой, глухо, неохотно, и смолкли — в безнадежности.

Было далеко за полночь, когда в дверь комнаты, где спала служанка, легонько постучали. Она не услышала: весь день на ногах, набегалась, смертельно устала… А может, и услышала, но не смогла вырваться из цепких объятий сна. Перевернулась с боку на бок. Одеяло сползло с ее ног.

В дверь опять стукнули. Более настойчиво, даже сердито.

Она услышала. Проснулась. Лежала в сонном оцепенении, не желая вставать. Однако голос за дверью был полон нетерпения:

— Первин!

Она глубоко вздохнула. Ах, ей так не хотелось!.. Не хотелось всего этого сегодня.

— Эй, сейчас получишь у меня!.. Слышишь, ты, сука!

Она непроизвольно улыбнулась. Но ей и вправду не хотелось сегодня… И вообще… как ей все это надоело! Увы, она должна пойти, Должна открыть, должна терпеть. Пошла, открыла.

— Фокусничаешь? Ну, ты!..

— Ведат-бей, честное слово, сегодня…

— Как закатаю в лоб!

— Честное слово, я так устала!.. Клянусь вам, очень устала!..

— Не шуми!

— И ханым сейчас может пройти здесь… Честное слово, может… Говорю вам… Ханым…

Парень проскользнул в комнату. Закрыл дверь и запер ее на задвижку. В комнате началась маленькая погоня, затем борьба, отпихивания, отталкивания, ускальзывания. И наконец сладострастный скрип кровати.

Открыв глаза, бей-эфенди посмотрел на круглый светящийся циферблат часов на стене. Было десять минут третьего. Жена спала на боку. Полная оголенная рука закрывала ее лицо. Волосы под мышкой были сбриты.

Бей-эфенди поморщился и поправил тюбетейку на голове. Затем тихонько встал с кровати. Сунул ноги в лакированные чувяки и, как был в ночной рубашке, вышел из комнаты. Чтобы попасть в туалет, нужно было пройти мимо комнаты Первин.

На обратном пути бей-эфенди остановился перед ее дверью. Услышал: в комнате шепчутся. Он прильнул лицом к стеклу в верхней части двери, пытаясь разглядеть, что там происходит. Но ничего не смог увидеть. Вдруг ручка двери стала медленно поворачиваться. Бей-эфенди кинулся в сторону, успел присесть за столик, стоявший рядом. Колотилось сердце. Он не спускал глаз с двери. Из комнаты Первин осторожно вышел кто-то в пижаме и, неслышно ступая, крадучись, исчез во тьме коридора.

Бей-эфенди узнал своего младшего сына.

Дверь закрылась.

Он не хотел верить. Бесстыдница! Порочная девка! Как можно?! Совращать ребенка! Школьника! К чему это приведет?.. Мальчик забросит занятия, отобьется от рук, скатится в болото безнравственности!

Переполненный гневом, бей-эфенди поднялся, подошел к двери, постучал. Дверь тотчас открылась. Он вошел.

— Что делал здесь Седат?

Первин виновато потупилась.

— Я спрашиваю тебя, что делал здесь Седат?

Ответа не последовало. Бей-эфенди взял ее за подбородок, поднял голову:

— Ну, что он здесь делал?

Она продолжала молчать.

— Тебе не стыдно?! Ведь он еще ребенок, школьник!

Первин всхлипнула.

— Отвечай! Тебе не стыдно?

— Что… что я могу сделать?.. Они не слушают… Я им говорю: не надо, не приходите… А они приходят…

— Что?! Приходят?! И Ведат тоже?

— Ну да… конечно..

— Зачем впускаешь? Почему не кричишь, не зовешь нас?