Орхан Кемаль - Мошенник. Муртаза. Семьдесят вторая камера. Рассказы

Его речь как две капли воды походила на все предыдущие. Только произнес он ее с особым подъемом. И причиной был Длинный, великолепно игравший свою роль. И это без всякой подготовки!

— …потому что Новая партия, — продолжал Кудрет, — даст народу гораздо больше того, о чем он с давних пор мечтает, и приведет его к таким высотам, которых он вполне достоин!

Раздались аплодисменты.

— А каких высот достоин наш народ? — Кудрет остановился и перевел дух. — Высоты, которых достоин наш народ, — это, во-первых, десять миллионов квадратных километров, тех самых, которые мечом завоевал османский султан. Во-вторых, возврат к старой культуре. Мы не желаем признавать европейскую цивилизацию!

Снова раздался взрыв аплодисментов, возгласы «браво».

— И мы, дорогие друзья, не будем ее признавать! Зато весь мир признает нас, мы опять станем грозной силой, как в былые времена, и, пугая непослушных детей, будут говорить: «Турки идут!»

Длинный вместе со всеми хлопал в ладоши и кричал «Браво! Браво!», а про себя думал: «Ну и мошенник! Но это его стихия. Я и раньше знал, что он способен на более крупные аферы, однако таких масштабов даже вообразить себе не мог».

К Кудрету подошел один из членов Новой партии и шепнул на ухо:

— Бей-эфенди, какой-то тип берет на карандаш ваше выступление.

Кудрет вспыхнул, будто спирт от поднесенной спички:

— Где он?

Кудрет обернулся и увидел уже знакомого ему человека. То был агент, который следовал за ним по деревням и записывал каждое произнесенное им слово.

— Ты что пишешь? Речь мою записываешь?

Агент поспешно спрятал свои записи.

— Нет, что вы!

— Ну а что же все-таки ты пишешь?

— Письмо.

— Лжешь! — крикнул Кудрет. — Слушать меня и одновременно писать письмо — нельзя! Потому что я — уста нации, я — язык нации, я — глаза нации, я — уши нации. А ты разве не турок? Разве тебе не хочется услышать и увидеть то, к чему стремится весь народ? Конечно, хочется. Я не сомневаюсь в этом, если даже ты писарь и получаешь нищенское жалованье! Но не в том дело. Главное, что ты — сын своей отчизны, что в твоих жилах течет благороднейшая кровь. Кровь, которая водила наш народ в походы, помогла ему с мечом в руках дойти до Европы! Кровь, которая побудила нашего садразама [66] Садразам — великий визирь, первый министр в султанской Турции. В данном случае речь идет о садразаме Мехмеде-паше Соколлу (1506–1579), которому и приписываются приведенные в тексте слова, сказанные им после разгрома турецкого флота в 1532 г. императором Римской империи Карлом V. заявить, что наш народ — народ могущественный и, если пожелает, сможет делать корабли из золота, а паруса из атласа!

Агент был потрясен и раздавлен этими словами, особенно тем, что он услышал дальше.

— Братья мои и ты, низкооплачиваемый друг! Наш народ будет делать корабли не только из золота, но из алмазов и бриллиантов, а паруса — не из атласа, а из тафты! И пусть никто в этом не сомневается. Запиши эти мои слова! Передай от меня привет своему шефу и доложи: они уверены, что возьмут власть со всеми потрохами!

Кудрет повернулся к своему старому дружку Длинному:

— Пойдемте, бей-эфенди, прошу вас.

Сопровождаемые неистовыми возгласами «Браво!», «Браво!», «Да сохранит тебя аллах от сглаза!» и бурей аплодисментов, Кудрет с «журналистом» вышли из шашлычной и сели в машину, которая ждала их у входа.

Ехали молча: при шофере не разговоришься. Никто не должен знать, кто они такие на самом деле. Поэтому до приезда в гостиницу приятели сохраняли между собой необходимую дистанцию.

— Ну а теперь, шельма, вынимай кляп изо рта, не то я сам его выну! — набросился Длинный на Кудрета, когда они вошли в холл гостиницы. Казалось, Длинный сейчас рассмеется, но он лишь осклабился и повернулся к Идрису:

— А ты пододвинь стул поближе, ишак из ишаков!

Идрис повиновался и сказал:

— Я не обижаюсь на ишака.

Они поболтали о разных пустяках. Кудрет молчал. «Аллах свидетель! Что-то он замыслил, этот черт. Так просто молчать не будет», — подумал про себя Длинный.

Но тут Кудрет вдруг рассмеялся:

— Так я и предполагал, что ты приедешь…

— Брось трепаться, скажи лучше: «Я знал, что ты сообразишь приехать».

— Только запомни, дорогой, я уже не тот, которого ты знал…

— Мог бы и не предупреждать, я в курсе.

— О чем это ты?

— Да о том, что ты заимел усадьбу в четыре тысячи денюмов!

— Не четыре, а четыре с половиной…

— Может, и мне посоветуешь жениться, чтобы завладеть землей?

— Не понял.

— Почему?

— А потому!

— Не валяй дурака, выкладывай все как есть!

Кудрет повернулся к Идрису:

— А ну-ка растолкуй этому сукину сыну, с кем он имеет дело!

Идрис, невзлюбивший с некоторых пор Длинного, сказал:

— Нашему эфенди даже не пришлось жениться. Бабенка сразу переписала на него все свое движимое и недвижимое.

Длинный разинул рот:

— Ну и дела!

— Так-то, сынок! Не забывай, что я Кудрет!

— Хорошо, но как все же тебе это удалось?

— Мне помогли святая вера и любовь!

— Как понимать?

— Брак по законам шариата и моя породистая внешность.

— Не хвались, пес! Дело известное.

Они просидели допоздна, пили кофе, курили. Длинный сказал, взяв за руку Кудрета:

— Только здесь я понял, что у тебя недюжинные способности! Не приехал бы сюда — не узнал бы.

— А ты как думал?

— Шутки в сторону. Надо воспользоваться моментом и обтяпать какое-нибудь дельце посолиднее. Верно, дружище?

— Прежде всего надо победить на выборах.

— Считай, что победа у тебя в кармане. Ты просто заворожил народ. Куда ни зайдешь — в кофейню, в ресторан, — все повторяют твои слова. На улицах, на рынках, в магазинах, лавках — только и говорят о твоих речах. Да и в каждом доме небось то же самое. А раз о тебе заговорили в городе и касабе, то в деревнях и подавно.

— Дело, дорогой мой, сделано, — сказал Идрис. — У кого конь, тот первым и прискачет в Ускюдар, а остальные…

— Ты лучше скажи, паршивец, зачем тогда в «Дегустасьоне» сотворил такую подлость? — повернулся к нему Длинный.

Идрис начал оправдываться. Длинный тогда был пьян, стал приставать к нему, а у него, Идриса, в Стамбуле были срочные дела. Вот, собственно, и вся история.

— Так я тебе и поверил!

— Хочешь верь, хочешь не верь. Чего мы с тобой не поделили? Разве не обдирали мы вместе всяких болванов? И все было по-братски. А в тот раз мне надо было повидаться с Сэмой, уговорить ее отказаться от иска и написать об этом заявление. Но эта шлюха улизнула от меня…

— Хотите, я вызову ее сюда телеграммой? — предложил Кудрет.

— Кого? — не понял Длинный.

— Сэму!

— Вряд ли из этого что-нибудь получится!

— Почему?

— За ней сейчас какой-то ливанец увивается. Верблюд и образина, но деньгами сорит, и все американскими долларами! Да разве она приедет к тебе?