Андрей Левкин - Вена, операционная система

А это оказалась очередная, чуть ли не базовая башня венской ПВО Второй мировой – Gefechtsturm. Пояснение от англоязычных: «Flak towers (German: Flaktürme) were large anti-aircraft gun blockhouses used by the Luftwaffe to prevent overflights of key areas in certain cities in World War II». Согласно описанию, «G-Tower (именно башня этого, G, типа стояла тут) were 43 × 43 × 54 m, usually armed with eight (four twin) 128 mm guns and thirty-two (eight quad) 20 mm guns».

Одна из них, та, что в сквере возле Мариахильф и похожа на удвоенного Микки-Мауса с какой стороны ни посмотри, уже упоминалась. Этак с восьмиэтажный дом, чисто из бетона, а по углам как бы уши – площадки для зениток. Таких Flaktürm’ов по городу разбросано шесть, разных модификаций. Их ставят парами – типа одна стреляет, а соседняя наводит или освещает. Таких пар, значит, три, и они более-менее захватывают в треугольник весь Первый округ с его Хофбургом, Штефаном и др. древностями. Не так, впрочем, чтобы обеспечить над Innenstadt’ом пирамидку безопасного воздуха, скорее – прикрывая северо-восточное направление. Одновременно башни служили и бомбоубежищами. Они, конечно, сохранились: разобрать и взорвать их невозможно – заодно весь центр разлетится. А если, скажем, резать их по чуть-чуть болгаркой, то Вена на годы погрузится в ежедневный визг. Наверное, если попробовать взорвать эту пару возле Мариахильф, то исчезли бы оба, 6-й и 7-й бецирки, а башни – остались бы, и это вряд ли преувеличение. Сложно думать на столь длинную перспективу, но масса и прочность этих штук явно не уступит египетским пирамидам. Так что срок их жизни выглядит соответственным. Разве что когда-нибудь придумают хозяйственную жидкость, которая растворяет бетон, но к тому времени они станут уже такими достопримечательностями, что мысль об их растворении и не возникнет.

Ну а раз уж их нельзя снести, то надо приспособить к делу. В той, что на Мариахильф, сделали аквариум. Как используют эту, в военном ведомстве, – непонятно, наверное напичкали какой-нибудь аппаратурой, она все же высокая. Две другие пары стоят в Arenberg Park и в Augarten’е. С одной из башен в Аугартене, она того же типа, что на Штифтгассе, как пишут, дело обстоит так: «G-Tower remains empty. The entire north-east and half of the east 20 mm gun platforms have been removed during 2007 including the connecting walkways due to deterioration. The tower itself has been reinforced with steel cables encircling the entire structure, 12 cables are located above the gun nests, 6 just below, and an additional 4 midway up the tower. The tower is home to thousands of pigeons which nest on every platform and opening. The west side of the structure is also used as a cellular communications tower». В общем, голуби все загадили, а как могло быть иначе.

Ну а эту башню тоже, наверное, откуда-нибудь можно увидеть. Но скорее только с какой-нибудь соседней крыши, очень уж она плотно застроена со всех сторон, а внутрь ведомства не войти, пусть и известно точное расположение («Generation 3 G-Tower is located within a military base of the Austrian Army. 48.201734°N 16.355853°E»).

К тому же военному комплексу относится церковь на углу Мариахильфштрассе, утром я уже проходил мимо нее. Ее вроде называют Щипцы, из-за формы шпиля. «Die Stiftskirche “Zum heiligen Kreuz” befindet sich in der Mariahilfer Straße 24 im 7. Wiener Gemeindebezirk Neubau, ist Bestandteil der Stiftskaserne und seit 1921 die romisch-katholische Garnisonkirche von Wien».

Тут я, почти случайно, решил выяснить, как, собственно, называется сама улица, на которой стоят все эти штифты. М-да, она называлась Stiftgasse. Мало того, с утра, выбирая маршрут, я это название уже учитывал, но ни с чем не соотнес. Разумеется, она была названа не в честь казарм и церкви, все восходило к исходному фонду фон Хаоса: «wurde 1862 nach dem Stiftungshaus des Hofkammerrates Johann Konrad Richthausen Freiherr von Chaos (1604–1663) benannt. In seinem “Haus zur Erziehung armer Knaben” wurden meist Waisen aufgenommen. Später Rekonvaleszentenheim, dann Adeligenakademie, die sich zu der bedeutendsten Ingenieurakademie der Monarchie entwickelte. Heute steht an dieser Stelle die Stiftskaserne».

Вот, казалось бы, и ответ: если тут есть Штифтгассе, то вполне логично, что неподалеку может быть и Новая Штифтгассе. Однако между ними не было никакой связи: «Neustiftgasse, 1862 nach dem ehemaligen Vorort Neustift benannt, ursprünglich hieß der untere Teil Am Platzel, Herrengasse, später auch Kapuzinergasse, der obere Teil hieß Auf dem Acker oder Auf dem Garten und Stadelgasse, dann bis 1862 Strohplatzl, Am Platzl und Stadlgasse. Die Neustiftgasse ist Namensgeberin des gleichnamigen, aus acht Zählsprengeln bestehenden Zählbezirks der amtlichen Statistik».

То есть Нойштифтгассе просто вела в Neustift am Walde. Хотя она и появилась в том же 1682 году, что и Штифтгассе, но ее штифт – на других основаниях. «Neustift am Walde war bis 1892 eine eigenständige Gemeinde und ist heute ein Stadtteil Wiens im 19. Wiener Gemeindebezirk Döbling sowie eine der 89 Wiener Katastralgemeinden». Мало того, «Der Name Neustift wurde bereits 1330 erstmals urkundlich erwähnt und stammt vermutlich – по всей вероятности – daher, dass nach dem Untergang des Ortes Chlainzings westlich davon eine neue Stiftung am Walde entstand».

Вот так все, стало быть, безо всякой лирики: одна рутинная необходимость, никаких карандашей, новых и старых неподалеку друг от друга. Вообще, так ведь всегда: лирические предположения замещают реальность. Наверное, с антропологической точки зрения это говорит о чем-то хорошем. Однако реальность сейчас уже так легко восстановима, что куда же теперь всякие милые домыслы? И какие еще нужны фикшны, когда все, действительно существовавшее, совершенно доступно, упаковано во всех своих ходах, последовательность которых живее любых сочиненных конструкций? Даже на этом небольшом участке возле Neustiftgasse все так плотно, что любые домыслы в сравнении со вполне обычными отношениями, висящими над этим небольшим районом, были какой-то демоверсией, притом – непонятно чего именно. Незачем додумывать, раз уж что-то пришло в голову, то детали неподалеку. И вот странно, что при первом взгляде на название Нойштифтгассе себя не выказал вполне знакомый Фонд Людвига, который тут за углом и который, разумеется, Stiftung Ludwig.

Да, а оттовагнер в 7-м округе тоже был, и чуть ли не самая главная из его бытовых построек, на Нойштифтгассе, 40. Его последний жилой дом, определяемый как венец его эволюции – от времен Ринга к Сецессии и далее. В данном случае имелось в виду, что тут он уже полностью снял фасадные противоречия между различными уровнями здания; они же – уровни жизни, различные для богатых офисов и бедных квартир. Дом я пока так и не видел, больше сказать нечего, но пишут, что в этом доме у него самого тоже была квартира. Собственно, у него было такое обыкновение: он всегда или часто покупал себе в очередном выстроенном им доме квартиру, переезжая в нее по окончании строительства. Вообще, литераторы живут точно так же. Они всегда находятся в своем последнем законченном опусе, строят – выходя оттуда на работу – следующий, а предыдущие почти и не помнят. То есть помнят, что были, но как там все устроено – уже нет. Будто они с ними и не возились по году или больше. Ну не все, некоторые.

Так что этот текст также является постройкой, в которой – до следующего текста – будет (да и предпочтет, как иначе) жить и его автор. Тут никаких установок, так оно само собой выходит: на свете всего так много, что всегда живешь в последнем, что для себя сформулировал, тем более – если это еще и записал.

Учитывая же инструментальную составляющую данного сочинения (все эти линейка, разрывы, окисление нечетких субстанций, четкое без свойств исходное Ich), можно сказать, что эта постройка (то есть пишущийся, а для читателя – уже происходящий текст) стоит ровно на границе окисления и даже является его агентом: абзац прочитан – он затвердел. А ведь он бы мог быть каким-то другим. Кроме того, еще это машинка для обеспечения «проницаемости границы между эго и внешним миром» – согласно описанию характера проблем столетней давности в изложении уже упоминавшегося К.Э. Шорске («Fin-de-siècle Vienna: politics and culture»). Одна сторона еще там, другая – уже окислившаяся. Что там внутри и как они взаимодействуют? О, внутри именно то, что здесь записывается, а как будет записано – так и будут взаимодействовать. И вряд ли наоборот.