Андрей Левкин - Вена, операционная система

Собственно, это в самом деле частная станция метро, выстроенная Вагнером для кайзера, это я уже выяснил. Другой вопрос, самый дурацкий: где она находится? Павильон дальше «Хитцига» и явно до «Шёнбрунна». Но когда едешь от «Хитцига» к «Шёнбрунну», то там по пути никакого перрона нет – чтобы уж отдельного, императорского. Словом, теперь я вышел на «Хитциге» и пошел к этому строению поверху.

В общем, у меня в прошлом что-то было не так с оценкой пропорций, оптическим эффектом и перспективой: павильон был всего-то метрах в пятидесяти от самого «Хитцига» и, соответственно, выводил – должен был выводить – на этот же хитциговский перрон, но с другой, непубличной стороны. Вот там-то император на него и спускался (вроде в самом деле пару раз это делал – на специальном поезде катался в центр). То есть метро как такового тогда не было, но как-то они ездили по городу на каких-то паровозиках по этим рельсам.

Что до строения, то по мере приближения на крыше над входом уже видны и небольшая позолоченная императорская корона, и золотой же герб, и вензель, а также неизбежные на любой оттовагнеровской станции метро белые матовые шары освещения. Возле входа табличка, что это венский музей «Дворцовый (от Hof – не дворовый же?) павильон Отто Вагнера». Ну да, раз уж это не чисто кайзеровский вокзальчик, то, надо думать, кто-то еще ездил. Но не обслуга, потому что павильон явно держали для специальных рейсов. Музей, разумеется, не работает, там надпись, что об экскурсиях надо договариваться специально. Вот по этому номеру: + 43-1-505 87 47-85173. Размеры павильона вполне заданы – ему надо накрыть собой два пути; он чрезвычайно лаконичен и весьма изящен. Сквозь стекла видно, что внутри там – зала, в ней расставлены стулья – будто там бывают концерты. Например, String trio Op .45 Шёнберга было бы уместно. Сквозь стекла и пыль видишь, что залу окружает коридор, ведущий к спускам на платформы: белый, тоже пыльный – солнце как раз било сбоку. Выходило, что император мог ездить не только в центр к Хофбургу (интересно, как проблема разрешалась там? Возле Хофбурга станций нет, U4 уж точно), но и в Хюттельдорф, а зачем? Впрочем, вот же глупость: вернуться-то ему тоже надо было.

Потом я ходил еще где-то, что не имеет отношения к данной истории, а день закончился ночью, под красивые попискивания и шорохи в программе «Zeit-Ton Zeit-Ton Magazin». Rückblick, Vorschau und aktuelle CDs. Gestaltung: Andreas Felber 23:03. Это по «Ö1.ORF.at», которую я иногда слушал и в Москве. Не так даже чтобы вслушиваясь, а чтобы сохранять небольшой бытовой контакт с Веной. Так что почему бы не включить эту же станцию в месте ее излучения? Ничего ужасного, все склеилось, а дырка не возникла, то есть Москва сюда со своими делами не хлынула. Было бы, конечно, странно, если бы через венскую радиостанцию в Вену же пролезли иногородние шумы. Нет, эта точка не оказалась дыркой. Ну, оттуда – сюда. Может, будет в обратную. Ведь то, что «Ö1», ранее бормотавшее мне в Москве, не вызвало умственного переноса туда, означало, что перемены происходят.

Вот этот электрический плющ без лампочек, если он ползет по всем стенам, то почему же он не залезает в окна? Ему же все равно, где распространяться? Он же тянется не только по тем стенам, которые я вижу, но и по той, на которую выходит мое окно, а его в комнате нет? Да, это спросонья – его же окна не пускают. А когда они открыты, он не успевает, что ли, даже летом, когда они все время открыты? Нет, не так: ветки по ходу дела просто сдавливались и отрубались, когда окно закрывали, – если плющ и преуспел в этом деле, вот что. Возле рамы снаружи были видны сухие сплющенные, отсеченные края плюща, сумевшего когда-то немного проникнуть внутрь. Еще теперь во дворе появились большие черные птицы с оранжевыми клювами. Не очень, впрочем, большие. Поменьше ворон. Чуть-чуть меньше.

Вообще, будто из-за этой, не очень видимой, связности всего вокруг во мне словно бы установилась некая операционная система. Что там было с прежней, которая у меня тоже, наверное, какая-то была, – не знаю, теперь работала новая. Тут, да, сложно с объектом и субъектом: где она находится и кто в ней я. Она, что ли, наделась на меня, хоть и не понять, она внешняя – как вот эта сетка плюща поверх мозга – и во мне установилась? Или, наоборот, внутренняя, которая сложилась во мне здешними обстоятельствами. Скорее, первый вариант, но ее ядро было вполне понятно, она была открытой, поскольку я в ней функционировал, создавая собственную оболочку. Собственно, тогда уже неважно, откуда она взялась: если ощущаешь ее существование снаружи, значит, она уже установлена внутри. Иначе бы никак.

Она, к слову, вполне может оказаться механизмом окаменения, причем таким, который утаптывает не только рутину, но и неформатные сигналы. Вполне логично. Но если OS обеспечивает этот механизм, то, значит, в ней должны быть опции, позволяющие выйти из оболочки и работать как через Terminal в Mac OS’е? Но нет ли в таком подходе склонности к общим, а не индивидуальным решениям? Это не было бы хорошо, потому что это упрощение, перенос ответственности и отказ от возможности личного ужаса.

Следующим пунктом я выбрал Оттакринг. Это просто, от «Фолкстеатра» по прямой, U3. Линия идет в сторону Мариахильф, дальше – строго под ней и далее примерно на запад (на другом конце U3 – «Simmering»). Ехать, хоть это и конечная, не очень долго, остановок семь-восемь, достаточно коротких. По дороге можно было заниматься очередным самопознанием. Лицо у меня, например, подтянулось – ну похудеть я бы не успел за день, но стала ощущаться кожа на костях, особенно на лицевых. Не так что у меня появилась конкретная цель и лицо напряглось в желании достичь чего-то там; нет, без всякой целеустремленности. Даже губы подобрались и стали ощущать одна другую. Не то что обычно хожу с полуоткрытым ртом, но несколько иначе стали ощущать себя: с некоторым нажимом со стороны каждой, легким; чуть напрягались, что ли, и слегка расходились к углам. Глаза немного прищурились, будто подсохли веки, но это от света – сильный он тут.

Между тем ситуация под контролем не находилась. По сути, не стало одной из базовых точек – Шоттентора. То есть он остался, но в этой истории он, пожалуй, не даст уже никакой опоры. Вообще базовых точек для моего самоопределения в городе не стало. Не Музейный же квартал, его двор – это не личная, а общегородская точка. Там ты не определяешься, а идентифицируешься наряду с остальными, валяющимися под солнцем. Без точек привязки стало тревожно. Аугустинплац тоже незаметно перестала быть ею – вот же, о ней даже и не вспоминал почти. А ведь там-то практически ничего не изменилось.

Теперь, значит, у меня фаза человека без социальных свойств. Желаний такого рода тоже, соответственно, не было. Будто я повис в социальном воздухе, уравновесив его гравитацию: никаких позывов к чему-либо, что предполагало бы соответствующую активность, во мне не было. Но при этом имелась некая тревожность. Так что один из оставшихся пяти шансов должен быть использован, а иначе будет грустно, причем так, что сейчас и предположить такой вариант очень неприятно.