Адам Джонсон - Сын повелителя сирот

А пока нашему профессору нужно побыть наедине с собой. Мы отрегулировали автопилот, который отслеживает все жизненные показатели субъекта и пронизывает его тело смодулированными волнами боли, закрыли за собой звуконепроницаемую дверь и направились в библиотеку. Мы снова увидимся с профессором после обеда, когда он будет смотреть на нас расширенными зрачками, стуча зубами, и поможем ему одеться перед дальней дорогой.

На самом деле наша библиотека – это просто хранилище, но всякий раз, когда наш отдел приносит сюда новую биографию, я люблю совершать небольшую церемонию. Простите, я снова использую это презренное личное местоимение, чего стараюсь не делать на работе. Стены библиотеки от пола до потолка заставлены полками. Полки также стоят рядами по всей комнате. В обществе, где самая важная роль отводится коллективу, только мы подчеркиваем ценность каждого отдельного человека. Что бы ни происходило с нашими субъектами после допросов, все они остаются в этой комнате. По иронии судьбы ни одному среднестатистическому гражданину, ни одному среднестатистическому дознавателю никогда не предоставляется возможность рассказать о своей жизни. Никто не спрашивает их о любимом фильме с актрисой Сан Мун, никому не интересно, что они любят больше – пшеничные кексы или пшеничную кашу. Нет, жестокая правда состоит в том, что этой огромной чести удостаиваются лишь враги нашего государства.

Мы поставили биографию профессора, воздав ему скромные почести, на полку рядом с биографией танцовщицы, которой занимались на прошлой неделе. Она буквально заставила нас рыдать, рассказывая, как ее маленький брат лишился глаз, а затем, когда мы включили автопилот, ее руки и ноги стали подниматься, выписывая в воздухе грациозные, ритмические жесты, как будто танцовщица в последний раз пыталась поведать нам свою историю с помощью движений. Теперь вы понимаете, что понятие «допрос» совершенно неприменимо к нашей работе, допросы – это неуклюжий пережиток эпохи «Пуб Ёк». Когда последний сотрудник отдела «Пуб Ёк», наконец, отправится в отставку, мы подадим прошение о переименовании нашего отдела в Подразделение по составлению биографий граждан.

Наконец вернулись запыхавшиеся стажеры Кью-Ки и Чу Чак.

– Там уже отдел «Пуб Ёк», – сказала Кью-Ки.

– Они первыми добрались до Командира Га, – добавил Чу Чак.

Мы бросились наверх. Когда мы зашли в комнату для задержанных, сержант и его подчиненные как раз собрались уходить. Сержант руководил отделом «Пуб Ёк», и мы не питали к нему теплых чувств. Лоб у него выдавался вперед и уже в семнадцать лет он обладал телосложением гориллы. Мы называли его Сержем. Его настоящего имени я не знал.

Он стоял в дверном проеме, потирая ладони.

– И этот человек – национальный герой, – произнес сержант, качая головой. – Куда катится наша страна? Неужели у людей совсем не осталось понятия о чести?

На лице сержанта были видны следы побоев, из его носа капала кровь.

Кью-Ки потрогала собственный нос.

– Похоже, ребята, Командир Га отделал лучших из вас.

Эта девчонка Кью-Ки – такая нахалка!

– Это не Командир Га, – ответил Серж. – Но он действительно ловко нас провел. Сегодня вечером мы отправляем его в яму. Покажем ему свои уловки.

– А как же его биография? – воскликнули мы.

– Вы что, не поняли меня? – рявкнул Серж. – Это не Командир Га. Этот парень – самозванец.

– Тогда вы не будете возражать, если с ним поработает наш отдел? Мы лишь хотим выяснить правду.

– Правда содержится не в ваших дурацких книгах, – ответил Серж. – Ее можно увидеть только в глазах человека. И почувствовать здесь, в своем сердце.

Лично мне было жаль Сержа. Он был старым крупным человеком. Для того чтобы стать таким, нужно в детстве есть много мяса, а это, скорее всего, потребовало сотрудничества с японцами. Все, кого Серж встречал в своей жизни, подозревали его в этом независимо от того, симпатизировал он япошкам или нет.

– Да, можете его забрать, – сказал Серж.

– В конце концов, в кого мы превратимся, лишившись чести? – добавил он, но как бы не относя к нам слово «мы». Он уже собирался уходить, но затем вновь вернулся.

– Не подпускайте его к выключателю света, – предупредил он нас.

В комнате сидел в кресле Командир Га. С ним уже поработал отдел «Пуб Ёк», и он определенно не был похож на человека, который руководил на Юге операциями по устранению болтливых перебежчиков. Он рассматривал нас, пытаясь понять, будем ли мы его бить. В любом случае он, видимо, не собирался оказывать нам никакого сопротивления.

Его разбитые губы имели жалкий вид, а из распухших от ударов ушей сочилось. На пальцах были заметны следы обморожения, а под разорванной рубашкой на груди проглядывала татуировка с портретом актрисы Сан Мун. Кроме того, на руке у него был большой шрам, хотя слухи о том, что Командир Га боролся с медведем, были всего лишь слухами. В его рюкзаке мы обнаружили лишь пару черных ковбойских ботинок, банку консервированных персиков и ярко-красный мобильный телефон с разряженным аккумулятором.

– Мы хотим услышать ваш рассказ.

Его лицо все еще было красным от побоев сотрудников «Пуб Ёк».

– Надеюсь, вы любите истории со счастливым концом, – произнес он.

Мы отвели его в отсек для допросов и посадили в кресло для ответов на вопросы. Затем дали ему таблетку аспирина, стакан воды, и вскоре он уснул. Мы написали записку: «Это не Командир Га» и со свистом отправили ее пневмопочтой в расположенный под нами бункер, где принимались все решения. Насколько глубоко находился этот бункер и кто именно там работал, нам было неведомо. Я думаю, чем глубже, тем лучше. Вернее, не я, а мы.

Мы еще не успели выйти из комнаты, как по пневмопочте пришел ответ. Открыв конверт, упавший в корзину, мы обнаружили короткую записку: «Это Командир Га».

Мы вернулись к нему лишь вечером, когда уже были готовы снять свою форму. Лицо Командира Га, или того, кого за него приняли, стало отекать. Тем не менее его сон казался безмятежным. Пальцы его рук, лежавших на животе, словно что-то печатали, как будто он описывал собственный сон. Какое-то время мы наблюдали за его пальцами, но так и не смогли разобрать, что он пытался написать.

– Мы не причиним вам вреда, – сказали мы, разбудив его. – Вас избили сотрудники другого отдела. Ответьте нам на один простой вопрос, и вас отведут в комнату с удобной кроватью.

Командир Га кивнул. Нам до смерти хотелось задать ему массу вопросов. Но внезапно голос подала наша стажерка Кью-Ки.

– Что ты сделал с телом актрисы? – выпалила она. – Где ты его спрятал?

Пришлось вывести Кью-Ки из отсека для допросов. Эта первая женщина-стажер в истории Подразделения 42 оказалась той еще подстрекательницей. Команда отдела «Пуб Ёк» была в ярости от того, что в нашем здании появилась женщина, но женщина-дознаватель просто необходима для ведения современного, грамотно построенного допроса.