Вадим Крабов - Колдун. Из России с любовью.

— Ты её любишь? — спросила тихо, с отчаянной надеждой, будто хваталась за последнюю соломинку.

— Люблю.

— Устала я, Егор, пойду к себе. Прибери здесь без меня, хорошо? — сказала после долгого ковыряния ложечкой в варенье.

Поплелась в свою комнату, не дожидаясь ответа. Жалкая, униженная, будто оплеванная. Я опустился на землю, сердце облилось кровью. Но я крепился. Знал, что поступил правильно.

Время шло, жизнь в городе входила в более-менее спокойное русло. Но я не уходил. Меня что-то держало, и я не мог понять что именно. Дабы избежать соблазна наплевать на тревожное предчувствие и сорваться немедленно, я даже в астрал стал заходить как можно реже.

Накануне для экспертизы по поводу моей "амнезии" к нам, точнее ко мне, заглянул подвыпивший Серега. С Зиной после моего признания мы общались "здрасьте — до свиданья". Хорошо хоть кормила. Но я подумывал о переезде, если мне, не дай бог, придется еще на неделю на Земле задержаться.

— Что это Зинка не ворчит? И вообще к себе ушла, не ругнувшись? — удивился он.

— Не обращай внимания, я признался, что женат.

— Это правильно! Переживет. — Легкомысленно заявил он. — Думаешь, я просто выпить зашел? Компанию искал? Нет, не просто… Обмыть повышение! — торжественно провозгласил он, выдержав значительную паузу.

— У меня комиссия завтра!

— Возражения не принимаются! По маленькой. Зинка, не хочешь брата поздравить? — крикнул в направлении комнаты. В ответ слабое бурчание: "поздравляю, но пить не буду", безразлично пожал плечами: — Как хочешь. А ты не отвертишься. — Это уже мне.

— Я теперь начальник следственного отдела, — хвастался Сергей, разливая очередные "чуть-чуть". — Должность майорская, так что скоро звездочки обмывать придется. Сопьюсь, — добавил, вздыхая с деланным сожалением.

На улице стемнело. Мы вовсю спорили. О политике "вообще" и о преступности в частности. Сергей уверял, что наказание "у нас" неимоверно мягкое, потому, мол, и насилие с коррупцией не переводится. Он двумя руками был за долгие тюремные сроки и за смертную казнь. В принципе, я с ним соглашался, что таки-да, стрелять маньяков не помешает, но полностью правонарушения это не искоренит.

— А кто говорит о "полностью"? Нам бы уменьшить, Егор! На коллег, — это слово он произнес с отвращением, — смотреть тошно! Крышуют, за закрытие дел деньги вымогают! Тьфу! Собственноручно бошки поотрывал бы! Ну, я ими займусь… — сказал, пьяно сжимая кулак. В глубине его полуприкрытых замутненных алкоголем глазах полыхал огонь негодования, отбрасывая на зрачки кровавые блики.

Я, с видом умудренного жизнью старика, тяжело и снисходительно вздохнул. Я был почти трезв: сегодня "девочки работали", сильно расслабляться не хотелось.

— А предположи-ка, Серега, государство. Большое, с суровым климатом, со стойкими людьми. Назовем его, к примеру, Батвия. Порядки там серьезные установим. Воровство вычисляется на раз (допустим, "детекторы лжи" там не обманешь), убийства всякие: и разбойные, и бытовые, и случайные раскрываются легко, и сразу тюрьма, откуда практически не выходят. Как тебе?

— Пока нормально, нравится. Но глазах у тебя, вижу, черти резвятся, что-то там не так… Ну, и… продолжай.

— Продолжаю, — не стал томить я. — Судебная система там простая: любая провинность и тебя за жабры, без вариантов. Тюрьма — что-то типа концлагеря. Не немецкий, конечно, кормят, как на убой, — здесь я невольно хмыкнул, — но конец один — смерть. Нравится?

— Я не живодер! Ты какой-нибудь другой порядок придумай. Судьи там, обвинение… на адвоката даже согласен. Только, чтобы неотвратимо!

— Ну, с неотвратимостью там порядок. В определенных пределах, конечно, абсолюта нигде нет. — Я и сам не заметил, как перешел от предположительного изложения к утвердительному. — Зато везде есть вариации. Родственники суетятся, кого надо подмазывают. Есть богатые, есть бедные, есть по рождению влиятельные: семьи аристократов, торговцев, землевладельцев, провинциальных правителей. Закон вроде для всех одинаков, но по факту кое-кто "равнее равных". И чиновники, которые за наказание отвечают, трепещут, но берут! Беднякам, разумеется, не поможешь, но если у родни деньги имеются или власть, то из тюрьмы вызволить вполне реально. Сверху донизу тихий сговор…

— Да что ты все заладил смерть, да смерть! Сроки надо давать. Кому больше, кому меньше. Придумай что-нибудь помягче, а то расписал тут ужастик. "Большой брат" какой-то в натуре. — Отравленный алкоголем мозг Сергея не разобрался в манере изложения. — Не такой я уж и тупой, — похихикал, хитро прищурившись, грозя мне пальцем. — Не передергивай!

— Хм. Это не гротеск, Серега. Там, понимаешь, нужны жертвы, много жертв… политика такая. — Завершил я, опомнившись.

Не рассказывать же о "чернокнижии" — государственной религии царства Батвия, о поклонении Демонам и Верховному божеству — Вартараару. О том, как эта страна напала на "хранимые Спасителем земли", куда входило и баронство Комес, как мне с командой, с членами созданного мною магического сообщества "Стихия" пришлось совершить вылазку в столицу Батвии, в сердце "чернокнижия". В общем, раскрыться полностью. Это уже перебор.

— Не бывает такой политики! Даже у фрицев было не так, как ты тут мне втираешь. Уголовники сидели сроки — выходили, политические… вроде, бывало, наверное… что ты меня путаешь? Жертвы! Как в средневековье… О! — что-вспомнив, он оживился, быстро перескочив от теоретических размышлений к практике. — Слушай, раз ты такой весь из себя волшебник, может, подскажешь по поводу одного висяка? Там как раз предположительно речь идет о неком ритуале…

— В смысле? — я напрягся. В уши ударила глухая волна…

— Понимаешь, год назад ездил я в командировку. Туда, — показал, неопределенно махнув рукой на запад. — В Красноярский край. Убили одного нашего урку, а он в розыске по одному делу был. Неважно по какому, главное, как убили. Жертвоприношение, в натуре, не иначе!

— Подробней, — у меня засосало под ложечкой. "Начинается…", — мысленно простонал я.

— Представляешь, кладбище. На могильной плите пентаграмма с какими-то знаками на ней лежит распятый урка. Рана единственная, колотая в сердце, предположительно кинжалом. И что самое интересное, труп постаревший. Еле узнали. По портакам и пальцам идентифицировали. Предположения есть?

— Знаки описать можешь? — Деловито спросил я, подвигаясь к Сергею поближе. "Вот оно! Предчувствие, чтоб его…", — думал, сжимая зубы.

— Не могу. Какие-то иероглифы. Тебе лучше знать! Во! Вспомнил: "Серп и молот" там были! Мы с ребятами недоумевали еще. Только не перекрещенные, как на гербе нашем, в смысле, на старом, а разделенные: "серп" в головах трупа, а "молот" в ногах, да необычные: "серп" больше на кривой нож похож, а "молот" на непонятно что. Это мы их условно "серп и молот" назвали.