Вадим Крабов - Колдун. Из России с любовью.

Барышня фыркнула и сделала два шага по каморке. Потянув носом, поморщилась.

— Хоть бы проветрили, — проворчала, читая дипломы. — Вырядился, как в сетевом маркетинге, такой же мошенник… — шептала как бы про себя, но так, чтобы я слышал.

— Будет исполнено, госпожа, — снова поклонился и незаметно сунул в рот карамельку.

По помещению пробежал легкий ветерок. Всколыхнул нам волосы и вылетел в вентиляцию.

— Проветрил, госпожа. Не угодно ли присесть? — предложил я, изящным движением указывая на кресло.

Она тщательно скрыла удивление от внезапно возникшего и исчезнувшего сквозняка, и теперь внимательно искала потайной вентилятор.

— Что ж, присяду. А где такие заведения находятся? Никогда не слышала, — спросила с усмешкой, намекая на "липовые" дипломы.

Ей было неудобно за халат, но виду не подавала. Она действительно просто так заглянула в приоткрытую дверь. Мне не верит и считает клоуном. Вот только вентилятор её сбил. И где он, зараза?! — Все это было написано на её лице аршинными буквами.

— Неудивительно, госпожа, о них знают исключительно посвященные не ниже второй ступени. Это закрытый мир. — Я сидел, закинув ногу на ногу. — Создать ветер, свет — для меня сущая ерунда. Я — целитель, — заявил я гордо.

На лице женщины расцвела злорадная улыбка. Сразу забыла неудобство от халата и перестала искать вентилятор.

— Значит вы, молодой человек, легко определите мою болезнь. Только не надо "что-то с желудком" и тому подобное. — Поудобней устроилась в кресле. — Я жду. Или мне руки на шар положить? — спросила совсем уж ядовито.

— Не надо. Шар — атрибут для простофиль, а вы умная женщина, — ответил я со всей серьезностью. Женщина на лесть не поддалась. Её лицо, высокомерное, видящее меня насквозь, не дрогнуло ни на мгновенье. Сфинкс, из любопытства разглядывающий суетливую мышь.

Я специально не задействовал Фиону, так мне было интересней. Вот когда народ валом повалит или какое-нибудь неадекватное поведение встретится, другое дело. Пока Синя пусть отдувается, диагнозы подсказывает.

— Я владею аурной диагностикой, самой точной, — объяснил я предстоящее действо. — Просто сидите. Расслабьтесь.

— Я жду, молодой человек. Учтите, в случае неудачи к вам никто не придет. Я умею распускать слухи, а городок у нас маленький.

— Что ж, раз хотите услышать, то слушайте и не обижайтесь. У вас рак молочной железы второй стадии. Левой груди.

Она ожидала чего угодно, только не этого. Лицо начало вытягиваться, брови поползли на лоб, глаза выкатились из орбит. Рот открылся в беззвучном крике, все её существо напряглось и устремилось куда-то ввысь, будто хотело сбежать отсюда немедленно, в сей же миг. Сбежать от мира вообще, не видеть и не слышать ничего… Когда напряжение достигло предела, ресницы хлопнули раз, другой; вскоре женщина заморгала все чаще и чаще, и медленно, как бы скукоживаясь, стала вдавливаться в кресло. Наконец, тряся подбородком, плаксиво скуксилась и, закрыв лицо руками, принялась всхлипывать и судорожно вздрагивать, стесняясь разреветься открыто. Вдруг, неожиданно быстро сорвалась с кресла и попыталась выскочить за дверь.

— Стоять! — рявкнул я и фиолетовая сеточка оплела беглянке голову. — Сядьте и прекратите истерику. Судя по тому, что вы продолжаете ходить в солярий, вы либо не хотите верить в болезнь, либо потеряли надежду на выздоровление. — Синя подсказала мне, что при онкологии все физиопроцедуры противопоказаны.

— Я не знаю, что мне делать, — всхлипывая, ответила посетительница. — Мне хотят отрезать грудь, я стану уродиной и полысе-е-ю-ю… — Фионе пришлось останавливать новый приступ плача.

— Дело ваше. Не желаете жить — не живите. Я вам не родственник и уговаривать не собираюсь. Но хочу сообщить, что вторая стадия рака груди лечится. Могу вас обрадовать, метастазы пока местные, так что операция с большой вероятностью будет успешной.

— Вы не понимаете! — отчаянно взмолилась она.

— И не собираюсь понимать. — Жестко остановил я её новые излияния, вот-вот готовые сорваться. — "Исцеление" первого уровня берете? Две тысячи рублей, — сразу предупредил. Хотя это все равно нечестно, она любую цену заплатит за одно только слово "исцеление".

Рассеяно кивает. Шмыгает носом и подтирается обшлагом халата: точь-в-точь как заплаканная пятилетняя девочка. Лишь черные потеки от туши портят впечатление.

— Предупреждаю, оно не вылечит до конца. Отсюда сразу в поликлинику, ясно?

Снова кивок. Бросаю в неё "исцеление". Женщина привстает со вздохом и расслабленно опускается.

— Что это было? — удивляется она, внимательно прислушиваясь к ощущениям.

Понимаю её. Прилив сил и легкая эйфория. Кайф, слабый наркотический "приход" — как угодно назови.

— "Исцеление" первого уровня. Рак не вылечивает.

Тут я немножко слукавил. Лечит. Только мне придется жить рядом с ней в течении… месяц — минимум, но наверняка дольше, и заниматься исключительно ей, и бегать каждый день в лес заряжаться, да по нескольку раз. Это нереально.

— Точно не лечит?

— Абсолютно. Просто повышает сопротивляемость организма.

— Жаль.

— Вы свободны, госпожа, — сказал с глубоким поклоном, незамысловато отправляя женщину восвояси. — С вас три тысячи в кассу с пометкой "экстрасенсу". Тысяча — диагностика.

— Простите, я не представилась…

— Не нужно. До свиданья.

Больше сегодня никого не было. Кроме девушки с воспаленными глазами, которая просила приворожить молодого человека. Вежливо послал. Предварительно поговорив на тему безответной любви. Бесплатно.

Зато завтра, а еще больше потом… женщина оказалась идеальным рекламным агентом. А после включилось "сарафанное радио".

Скоро выяснилось, что у меня есть предел — девять человек в день. Дело было не столько в истощении маны (хотя теперь каждый вечер приходилось бегать в ближайший бор заряжаться), сколько в моих душевных силах и времени. Не получалось принимать пациентов быстро и не получалось не вникать в их проблемы. И что из того, что у меня одно лекарство на всех? Оказывается, еще можно "половинным" заклинанием работать, направляя его на нужные участки, и "вручную" править жизненные потоки в ауре — это при нервных расстройствах, без поражения органов.

За неделю заработал на дорогу "туда". Ну, может, чуть меньше. Еще неделя и можно в путь. Заодно с родителями на нейтральной территории пересекусь, раз возникла оказия. Красноярск как раз на полпути между Закутком и моим родным Омском, где до сих пор живут мама с папой и откуда я сорвался сразу после женитьбы, переехав к бабушке в европейскую Россию. Точнее, в её квартиру, которую она мне завещала. Саму бабулю я помню слабо — видел только в безоблачном детстве.