Василий Песков - Полное собрание сочинений. Том 12. Ключи от Волги

— Куда вертолет? — спросил я у летчиков.

— На заимку.

— Возьмете?

— Садись.

Чуть левее этого места Ангару пересекает плотина.

* * *

От Усть-Илимска по прямой линии над тайгой до заимки двести с небольшим километров. На этой прямой я увидел три деревеньки и несколько ниток лесовозных дорог. Это были всего лишь маленькие человеческие причалы в океане лесов.

Леса тут хвойные. На высоких сухих местах — сплошь сосняки. А каждое пониженье — река, ручей, болотце, распадок между холмами — обозначено темной опушью елок. Если более часа лететь над такими лесами, покажется: вся земля из тайги только и состоит.

Но вот следы быстро идущих сюда перемен.

Лес сострижен. Горят костры. Козявками ползают тракторы. У Ангары штабелями сложена ждущая паводка древесина. Лес тут надо бы брать сейчас полной горстью, пока пространство это не стало очередным морем. И это время не за горами. Место плотины уже обозначено. Полным ходом идет подготовка строительства. В вертолете к заимке направляются прилетевшие из Москвы экономисты и инженеры — на месте оценить обстановку перед началом генерального наступления.

Садимся у Ангары. Часа четыре комиссия будет копаться в бумагах и осматривать место створа плотины. За это время можно как следует тут оглядеться.

* * *

В Усть-Илимске печным дымом не пахнет.

Варит, парит, обогревает и освещает там электричество. Тут же все пока по-таежному. У деревенских домов — баррикады сосновых дров, досок, опилок, щепок. Поселок от этого кажется желтым, янтарным. Пахнет прогретой солнцем смолой, дымом из труб, и где-то явно пекут блины.

Звуки тоже хорошие: стучат топоры, визжит дисковая пила, орут, почуяв весну, ребятишки и воробьи. Много на улицах молчаливых, изнывающих от безделья, добродушных собак.

И — не частая радость — ни единого пьяного.

Таково первое впечатление от поселка на Ангаре.

Захожу в первый дом познакомиться. Специально выбираю строенье немолодое, потемневшее и осевшее, с городьбою двора из тонких жердин, с коровой посреди городьбы. Хозяин приветлив, но без посредника-толмача объясниться мы, кажется, не сумеем: у старика ни единого зуба и вместо слов — только шипящие звуки.

Однако разговор получился. И за столом, где на выбор стояли бутылка корейской водки и кувшин молока, я узнал: хозяин дома Иван Иванович Куликов, его жена Валентина Ильинична и трое живущих рядом соседей представляют «уходящее прошлое» заимки.

Прошлое таково. В 1930 году волна бурлившей в сельских местах перестройки прибила сюда крестьян из-под Канска. Эти люди и положили начало поселку: раскорчевали лес, распахали землю под рожь и овес, завели огороды, построили мельницу, баню, пекарню. Ивану Ивановичу в ту пору шел девятнадцатый год, и это обжитое вместе со всеми место на Ангаре он стал считать самым хорошим местом для жизни. В1941 году отсюда он ехал на фронт и был в числе тех сибиряков, стойкость которых в морозную страшную зиму помогла Москве устоять.

Был ранен Иван Куликов в шею навылет. За что-то существенно важное сам маршал Жуков сказал этому сибиряку: «Молодец…»

После войны заимка почему-то стала хиреть.

Многие разобрали дома и перевезли на лодках в соседние села. Но Куликовы и еще кое-кто остались в поселке. И вот старики дожили до времени, когда все должно измениться, и очень скоро.

— Поселок-то будет затоплен. Не жалко хозяйство?

Старик вздохнул.

— Мы свое прожили. Вам, молодым, надо теперь глядеть, что жалко и что не жалко. Мои сыновья тоже вместе со всеми хлопочут. Оба — бурильщики…

Сыновей старика увидеть мне не пришлось.

Но в конторе геологов застал я главного их начальника, человека медвежьей комплекции, добродушного и веселого, с фамилией, как нарочно придуманной, — Буров.

— Сейчас, знаю, будете спрашивать, сколько всего я тут набурил… Все начинают с этого, — опередил мои шутки главный бурильщик.

Зовут его Игорь Сергеевич. Сюда, на зимовку, с отрядом геологов он прибыл уже давно и по праву считается тут старожилом. Он знает местную жизнь, тайгу, людей, охоту, погоду, норов реки. Но главное дело его — буренье.

Разведка буром необходима, чтобы надежно, на прочные скалы поставить плотину. И Буров бурил. На берегах Ангары и в русле ее (со льда) пройдено несколько тысяч скважин, заложено полторы тысячи шурфов, пробиты штольни.

— За фундамент ручаемся. Дело теперь за строителями.

Буровое свое хозяйство Игорь Сергеевич сейчас сворачивает.

— Двинемся дальше по Ангаре. Уже намечена точка…

Таким образом, покидает заимку и среднее поколение старожилов. На разведенном месте под стук топоров и урчанье моторов пускает корни жизнь совсем молодая. В семи километрах от берега заложен город (в поредевших соснах стоят там краны и домишки-времянки), а прямо у Ангары идет накопление сил для главного наступления — жилые дома, общежития, склады, аэродром, детский сад, школа… И продолжают стучать топоры. Поселок растет, принимая в себя идущие по таежному зимнику, а летом по Ангаре машины, припасы для стройки и молодых поселенцев.

Сейчас их четыре тысячи. Одни с опытом Братска и Усть-Илимска, другие только тут набираются мудрости жизни…

— И что же будет в этом сосновом храме?

— Тут банька, а тут — столярня, — откликается парень, крепивший стропила над аккуратным маленьким срубом. Плотника-парня зовут Александр.

— Александр Слащинин, — представляется он, вытирая с ладоней смолу.

Заходим в его домишко… Когда-нибудь Александр и его жена Наталья (она топограф) заведут себе фабричную мебель в квартире, полной всяких удобств. Но, поручиться можно, нынешнее свое жилище будут они вспоминать с благодарностью. Бревенчатые стены; кровать, сработанная без претензий на большое изящество, но надежно; стол; табуретки; сосновый шкаф; скамейки; полка — все еще пахнет тайгою, все сработано в радости: «жизнь начинаем».

На столе лежит много ходившая по рукам книга с надписью на обертке «Домоводство», на стене приколот букетик засохших здешних цветов.

— Издалека перебрались?

— Из Оренбурга.

Съездив на родину в отпуск, Александр привез с собой друга с женой. Теперь живут по соседству.

— Чем же понравилась жизнь на заимке?

— А все тут по мне. Дело хорошее и горячее. И время есть куда деть — на охоту хожу, рыбалка. Вольность тут чувствуешь…

На прощанье молодой плотник показал мне место, где будет стоять плотина.

— Как раз вот там, за краем поселка…

Пока мы в бинокль искали на правом, подернутом дымкой берегу Ангары точку, куда упрется плотина, подъехал шофер.