Альфред Дёблин - Гамлет, или Долгая ночь подходит к концу

В конце концов они и вовсе перестали с ним церемониться. И первая и вторая дочь отказали ему в пристанище. Старый дурень стоял у них поперек дороги. Его нытье мешало слугам и придворным. И дочери устраивали королю сцены. Теперь все было возложено на слуг — если хотят, пусть дают Лиру еду, не хотят — не надо. В былые времена Лира всегда сопровождал шут, он был у него чем-то вроде адъютанта. Теперь шут ему уже не нужен, он сам стал шутом. Но вот в один прекрасный день и Лир не захотел оставаться в замке. Он оказался на улице, улица стала его стихией.

Лир живет теперь среди бедняков, среди бродяг, так сказать, среди деклассированных элементов, и глядите-ка, он блаженствует. Здесь он чувствует себя человеком. И, разумеется, все, что в замке считалось пороком, оказалось здесь добродетелью. Лир мог вести нескончаемые разговоры о своем прошлом, о войнах, о своих подвигах, о дочерях и разделе наследства. Тут это внове, да и у слушателей времени было не занимать стать; они смеялись, смеялись. Чужие люди внимали его речам, подбивали к новым рассказам. Давали ему деньги. Король Лир зарабатывает себе на пропитание болтовней. Для нищих попрошаек он служит своего рода рекламой. Он у них буквально нарасхват. Вот каким образом злоключения короля Лира стали достоянием простого люда — не мудрено, что современники восприняли их как душераздирающую, сентиментальную, невероятную историю, поражающую своей несправедливостью, вопиющей несправедливостью.

И если старый король Лир еще не умер, то он и досель живет среди нас.

Таким образом Джеймс Маккензи закончил первый набросок истории короля Лира. После его рассказа атмосфера в доме потеплела, и вечер этот напомнил присутствующим вечера, посвященные приключениям Жофи.

Элис расхваливала брата и осведомлялась, взята ли та версия истории Лира, какую изложил им Джеймс, из реально существующего источника. Но тут судья Гаррик, сидевший под бюстом Сократа, человек с кустистыми бровями, стал возражать Маккензи. Он счёл, что история, рассказанная Джеймсом, звучит неправдоподобно. Она не соответствует фактам. Ведь если бы в прежние времена королевский род возглавлял столь слабоумный старец, то его правление продолжалось бы очень недолго: несчастный не успел бы опомниться, как его одним махом спихнули бы с королевского трона, да и вообще переселили бы из этой юдоли слез в лучший мир.

Маккензи не стал спорить. Он был согласен с мнением судьи. Поэтому-то он и назвал свое сообщение первым наброском.

— Итак, давайте откажемся от старого тезиса, который все же имеет право на существование, от тезиса о том, что король Лир задумал дележ наследства, то есть подрубил сук, на котором сам сидел, впав в старческий маразм. Предположим теперь, что историю короля Лира нельзя объяснить ни болезнью старика, ни тем, что его слабоумие вступило в последнюю стадию.

Давайте раз и навсегда рассматривать Лира как вполне нормального человека, как короля, находящегося в ясном уме и здравом рассудке. Не будем упрощать свою миссию. Посмотрим и мы тоже правде в глаза.

Что дано нам в условиях задачи: дочери, которым ничто человеческое не чуждо — им оно уж слишком не чуждо; нормальный король, он же отец, и последовавший затем раздел имущества. Эта три посылки нам даны. Но как связать их воедино? То есть как связать короля и его трех дочерей, которым все человеческое не чуждо, слишком не чуждо, с идеей раздела королевского имущества? Что именно наводит короля Лира, человека в здравом уме, на мысль о разделе своего царства и о передаче его в руки дочерей, которых он видит насквозь? Я хочу познакомить вас с этим сильным человеком; моя история будет полной противоположностью истории лорда Креншоу о Жофи и Крошке Ле. Мой герой лишен иллюзий, разные идеи и старинные обычаи не застилают ему глаза. Он позволяет себе, он может себе позволить, быть королем Лиром. Одним словом, я хочу описать жизнь человека, который не шел на поводу у всяческих иллюзий и фантазий.

В седой древности на британских островах жил-был король по имени Лир, мощный властелин, крутой нрав которого отнюдь не уступал крутому нраву его феодалов, а также нраву дочерей и зятьев. Все они были одного поля ягода, никого из них нельзя было предпочесть другому. Впрочем, как водится, каждый считал себя лучше всех остальных, исключением из общего правила.

Лир всех их держал в узде, не зря именно он был королем. И он высасывал соки из своей родни, равно как и из своих подданных. Вымогал у них все на свете. И считал это своим правом. Среди прочих королевских черт, которыми Лир гордился, была и такая черта: мания расточительства, антипод скупости. Король Лир разбазаривал свое добро. А когда его добро оказывалось совершенно разбазаренным, он заграбастывал себе имущество других людей. Ничего у него не задерживалось, все испарялось, как вода с раскаленной сковородки. Он требовал, вымогал и захватывал чужое добро с одной целью — быстро размотать его. Таков был обмен веществ на манер короля Лира. Качество это определяло бурную и развеселую жизнь Лира.

Мот на троне, разумеется, никогда не знал, чем он в данную минуту владеет. Вообще в применении к Лиру выражение «владеть» не очень-то подходило. Он никогда ничем не «владел». Разве мы владеем воздухом, который вдыхаем и тут же выдыхаем? Лир был гордец и обладал королевской спесью, он не снисходил до того, чтобы чем-то владеть. Все проскакивало у него между пальцев, куда-то утекало. Лир ни к чему не привязывался и ни с чем себя не связывал, исходя из этого, он и относился к своему достоянию.

Естественно, короля Лира не волновало то, что большая часть его денег оседает в карманах плутов; те, кого Лир приближал ко двору, жили в роскоши, ни в чем себе не отказывая. Имели все, чего бы их душенька ни пожелала. Уж что-что, а при дворе Лира никто не должен был терпеть нужду и выбиваться из сил.

На свой лад Лир был человеком благочестивым, и он говаривал:

«Если уж не все люди на земле могут жить в довольстве и радости, как повелевает их естество, то пусть хоть некоторые из них вкусят это, и тогда будет видно, что они всей душой тянутся к небесному блаженству».

Кстати сказать, это не помешало Лиру из принципиальных соображений запретить строительство монастырей на его земле. Он обосновал свое решение тем, что монахи, постясь и умерщвляя плоть, пренебрегают дарами неба, а следовательно, богохульствуют.

Сей целенаправленный прожигатель жизни вот уже много лет был в руках у ростовщиков. Раньше он избавлялся от долгов с помощью военных походов. Но став старше и вкусив прелести покоя, Лир садился на коня лишь в те дни, когда охотился; что касается долгов, то они выросли до бесконечности.