Василий Песков - Полное собрание сочинений. Том 13. Запечатленные тайны

— Благодать! — подает он голос из будки. — Внизу комарье, а сюда если какой залетает — ласточки тут как тут. Славно обороняют.

Арсений Андрианович рад человеку, который слушает его со вниманием. Он говорит с удовольствием, не дожидаясь вопросов, и поначалу дивишься: сколько в простом с виду деле скрывается тонкостей и подробностей, а потом понимать начинаешь: не в пожарах, не в вышке дело, интересен сам человек. Будь он шахтером или, скажем, шофером — вот так же расположил бы признать: его работа и есть наиглавнейшая на земле.

— Я как пришел в вышкари… — Арсений Андрианович бережно протирает окуляры бинокля, и, дунув в футляр, прячет туда инструмент. — Я пришел в вышкари совершенно случайно. Был у тестя в гостях, в лесничестве.

Там как раз такую вот вышку установили. Установили, а лезть боятся. Известное дело, в первый раз и на печь лезть страшновато. Стоят все, галдят. А я говорю: могу залезть. Ну интересно, конечно, у всех — а ну-ка, сорвется… А я влез, спустился и еще раз влез. «Вышкарь! — кричат. — Ну, вышкарь!» А тут как раз лесничий случился. «Иди, — говорит, — ко мне на вышку работать». Вот так и пошло…

Запись в блокноте, к сожалению, не сохранила всей необычности, нестандартности речи мещерского старожила. Ветхозаветные обороты соединяются в ней со словами из газетных передовиц и с заковыристым местным словцом.

— Удовольствие имел обучиться на кочегара, — говорит он о первой своей профессии. — Ну и надо было привести в урав нение всю зарплату, чтоб зимой, когда огонь бережешь, и летом, когда с ним воюешь, деньги чтоб равные шли. Добился, стабилизировали! Получаю теперь 90 целковых.

Пока мы беседуем, сидя у вышки, со стороны Рязани над лесом плывет двукрылый «Антон».

— Патрульный. Тоже за дымом смотрит, — говорит Арсений Андрианович, подкручивая подвижную часть бинокля. — Авиация нас, вышкарей, здорово выручает. Мы с ней взаимность имеем. Всегда говорю: петляй, петляй, дружок, одно дело делаем. А недавно имел удовольствие с одним летчиком повидаться. Обнял, как брата.

— Ты, Арсений Андрианович, никогда, наверное, не имел огорчений? — говорю я после его рассказа о том, как он выдворял из соснового леса цыган. («У них ведь жизнь без костра невозможна…»)

— Огорченья… — Мой собеседник теребит пятерней суворовский хохолок начавших седеть волос, соображая, рассказать или не рассказать какой-то немаловажный для него случай. — Огорченья, они, конечно, всякого могут коснуться…

А, расскажу! — хлопает он картузом по колену. — В «опасное время» собрали тут раз какое-то совещанье. Заседают! И надо тому случиться, как раз в этот день сразу во многих местах загоранье. Туда звоню — не тушат, туда сигнализирую — горит. Ну, я по «Пожару» (срочная линия связи) прямиком с вышки — в область!

И попадаю аж в кабинет к областному лесничему Ледовскому Владимиру Викторовичу. Вгорячах-то и брякнул: «Мы, что, — говорю, — по пожарам план выполняем?!» И слышу сердитый голос в ответ: «А это кто говорит?» — «С вышки, — отвечаю, — говорит Арсений Антонов»!. А он трубку — хлоп. И через час с небольшим прикатил. Сразу, конечно, на вышку. Ну и увидел все сам. Извинился. «Правильно, — говорит, — товарищ Антонов, действовали…» Ну и хвоста всем в округе начал крутить. Нашему лесничему тоже попало, хотя и не вполне по заслугам.

Пожары все затушили. А у меня после этого, чувствую, греется земля под ногами. Как при горящем торфе, огня не видно, а жжет — недовольно начальство, что я прямо с вышки, да в область. Ну, терпел я, терпел утесненье и, откровенно скажу, не вытерпел. Прихожу. Открыл двери к лесничему. «Вот, — говорю, — бинокль! Вот, — говорю, — велосипед! Все! Глядите за огнем сами…»

Лесничему стало от этой моей экспедиции вроде неловко. «Ладно, — говорит, — Арсений, давай-ка все погасим. Чего не бывает…» Ну и я отошел. «Ладно, — говорю, — чего не бывает…»

Звездным часом Арсения Андриановича было сухое лето 72-го года. Тогда вся Мещера от Шатуры до Владимира дымом была подвернута.

Со спутников видно было пожары. В тот год пересохли болота, испарились озера. «Лягушки из мхов к домам прыгали — в корытце ополоснуть тело, карасей руками в тине ловили». Подступили пожары и к борам у Криуши.

— Детишек отправили кто куда. Телевизоры, образа, сундуки, всякое барахлишко в землю зарыли. У вышки все время народ толпится.

Очень волнуются, помнят, что было в Курше в 36-м. «Арсений, — кричат, — говори, что нам делать. Говори!» Степан Косой так прямо из себя вышел: «Говори, что делать, а то сейчас пилой «Дружба» твой столб порешу!» А мне полагалось хладнокровие соблюдать…

Огонь был страшный. По верху леса шел с ревом, как будто реактивный самолет от земли оторвался. А я на вышке! Сосновые ветки петухами летели. Глаза закрывал, боялся, не выдержат жара. Рубахи два раза на мне занималась. Замну огонь, плесну на себя из бидона и опять телефонную трубку хватаю… Военная часть на подмогу пришла. Криушу оборонили, соседний поселок Ласково тоже оборонили, и от Кельцев огонь отвели. И лесу много уберегли.

Я тоже внизу с огнем воевал. Три пары кирзовых сапог спалил, на теле были ожоги. А друг, однокашник, вместе на кочегаров учились, тот задохнулся в дыму. Вон там за березами схоронили. О, огонь в лесу-дело очень серьезное!

Разговор у вышки прервался дождем. Мы переждали его под навесом, наблюдая, как кормят птенцов скворцы.

— Ну вот, освежилась земля. Это значит, можно домой сходить, пообедать. И пивка даже выпить. Дождик для нас, вышкарей, как гостинец. А для порядку все же надо подняться…

Уже сверху я услышал удовлетворенное посвистывание — «все спокойно в лесу». И хриповатый голос:

— Отсюда, конечно, не один только дым замечаешь. Иногда видишь: лось подался к воде хорониться от комаров, видишь, ястреб голубя поволок, лиса бежит по опушке. Ну и, конечно, наша Криуша — как на ладони. Ну-ка, глянем, чем там хозяйка моя занята… морковку дергает в огороде!

— Вы знаете, — продолжает он уже на земле, понизив голос до полушепота, — моя Прасковья Фаддеевна-женщина очень заслуженная. Орден

«Знак Почета» имеет. Тридцать три года тут, в Клепиках, ткачихой была. Понимаете — «Знак Почета»… Государственный, можно сказать, человек…

Когда прощаемся, Арсений Андрианович теребит волосы.

— Что-то я хотел не забыть… Да, это как раз по пути — заверните и к Гусаровой. Моя ученица!.. Первого класса вышкарь. Страху не знает. И вышка у нее обихожена, пожалуй, даже получше моей. Так и скажите, мол, твой наставник прислал…

Вот она, вышка, — 36 метров.

* * *

Часа четыре всего посидели мы рядом с Арсением Андриановичем. Но очень он мне запомнился. Веселый, общительный, доверчивый, как ребенок, преданный долгу и делу, никому не желающий зла и счастливый от этого. Вспоминаю его «скворечник» в лесах, вспоминаю прогретую солнцем смоляную Криушу и благодарю дорогу за эту встречу. Хорошего человека узнать — как чистой воды напиться.