Арнольд Цвейг - Затишье

— «В Гамбург прибыли представители нейтральных государств, которых примет кайзер, находящийся в Крейцнахе (со слов одного отпускника)».

— Держи карман шире, — сказал унтер-офицер Гройлих, пародируя берлинских скептиков.

— «В Магдебурге во время голодного бунта было расстреляно около сорока человек, в том числе девятнадцать женщин (из письма на фронт)».

— Хотел бы я видеть этот бунт! — запротестовал на этот раз Винфрид.

— «В Берлине ожидается большая забастовка женщин на заводах боеприпасов; причина — сокращение хлебного пайка (со слов отпускника)».

— «Пытаются взрывать заводы. На предприятиях АЭГ несколько раз находили бикфордовы шнуры (из письма на фронт)».

— Чепуха! — воскликнул ефрейтор Посек. — Кто будет закладывать запальные шнуры?!

— «В Стокгольме уже заседает предварительная конференция — по вопросу о заключении мира, созванная социалистами (слух)».

— Жалко, что нас не позвали, — рассмеялся унтер-офицер Гройлих, — мы бы уж добились, чтобы мир был заключен.

— «Семнадцатого апреля, — продолжал Бертин, — тридцать депутатов Думы предприняли поездку в Англию с политическими целями; их не хотели было выпустить обратно, но они уехали через Швейцарию, Германию и Норвегию. По их словам, положение в Англии весьма тяжелое (со слов отпускника)».

— Через Германию? — повторил фельдфебель Понт. — За год до свержения царизма!

— «Стачки в Берлине, в Шпандау, у Круппа (у Круппа, по-видимому, действительно были)».

— «Восемнадцатое апреля. Четвертый военный заем дал по одним сведениям шестнадцать, а по другим сведениям двадцать семь миллиардов (слухи)».

— «В Германии предстоит всеобщая стачка (слухи)».

Все дружно рассмеялись.

— «Прерваны отношения между Испанией и Германией (слух из Дамвиллера)».

— «Восемнадцать миллиардов военного займа (слухи)».

— Богатый же мы народ. Одним мановением волшебной палочки добыли восемнадцать тысяч миллионов марок! — воскликнула сестра Софи. — Недурное приданое для фрейлейн Германии.

— «Заключено перемирие с Россией (слух из Дамвиллера)».

Снова — всеобщий смех. Винфрид, перестав смеяться, спросил:

— Может быть, послушаем, что скажет нам провод?

Унтер-офицер Гройлих тряхнул толовой.

— Если будут важные известия, мы сейчас же их поймаем.

И Бертин продолжал читать.

— «Девятнадцатого апреля. В Висбадене войска, которым приказали без предварительной передышки выйти на линию огня, отказались выступить, разгромили канцелярию и выбили стекла в окнах у батальонного командира (со слов связных, отпускников)».

Фельдфебель Понт выпрямился на своем табурете, положил стиснутый кулак на стол, но промолчал. Это могло значить: «А почему бы и нет?»

— «Уезжающим в отпуск артиллеристам приказано сдавать винтовки и шашки (для чего, собственно?)».

— «Двадцатого апреля. До третьего мая будет решено, отправят ли нас (1/X/20) в Шпандау».

— «Двадцать третьего апреля. На ферме Мюро заключено перемирие с Россией на пять дней (со слов кучера Борнова)».

— «Английский король отрекся от престола (со слов артиллеристов)».

— «Двадцать седьмое апреля. Перемирие с Россией (передано по телефону)».

— Интересные записи, Бертин, — серьезно сказал Познанский. — Если в ближайшие недели у нас будет для этого время, вам уже не придется прятать свою «Психологию слухов», построенную на этом материале: теперь, его можно проверить.

Бертин вскочил.

— Слухи! — воскликнул он, откашлялся и сделал глоток из своего стакана. — Теперь гораздо важнее вглядеться в действительность, в то, чего мы здесь ожидаем. Правительство великой державы обратилось с требованиями и предложениями к представителям власти — и это уже не слухи. Мы ждем, что прибудут парламентеры, что наши встретятся с ними лицом к лицу, делегация с делегацией. Это правительство отказывается от территорий, захваченных его предшественниками в последнее столетие, заявляет, что заранее готово признать результаты голосования об отделении или пребывании в составе России всех областей, заселенных так называемыми инородцами. По-вашему, это не важно? Мне это напоминает ночные заседания Генеральных штатов в Париже, в августе 1789 года. Если наши партии и министерство иностранных дел смогут подняться на такую же высоту, доктор Познанский, тогда мы вздохнем свободно, тогда будет о чем писать — защищать, объяснять, обобщать правое дело! Тогда мы осмелимся обратиться к себе и всем нашим современникам с кличем: «Tua res agitur!» — тебя это касается, за твое дело борются.

Все задвигались, и, точно подчеркивая всеобщее оживление, вызванное этими словами, зазвенел, впервые подавая голос, телефон, и тотчас же послышалось тиканье аппарата Морзе; унтер-офицер Гройлих — он один умел им пользоваться — остановился как вкопанный у противоположного конца узкого стола. Винфрид поднял телефонную трубку и через минуту ответил:

— Поблагодарите, пожалуйста, ротмистра фон Бретшнейдера, мы непременно будем. А как насчет Брест-Литовска? — Сообщение, которое он услышал, было кратким, но, по-видимому, приятным.

Положив трубку на рычаг, Винфрид весело сказал:

— Наш принц с большой свитой прибыл в Брест-Литовск и будет лично вести переговоры о перемирии. Чтобы отпраздновать этот день, комендатура приглашает нас сегодня вечером на оленье жаркое. Разумеется, не всех. Мы будем символически есть за вас.

— Русские парламентеры действительно прибыли в Двинск и покатили дальше через Вильно. Принц Леопольд взял с собой своего начальника штаба Клауса. Он ожидает сегодня же представителей министерства иностранных дел из Берлина и Вены — все соберутся в Брестской крепости, которая, таким образом, войдет в мировую историю и, может быть, станет бессмертной.

— Гройлих, — с удивлением сказал Понт, — я никогда еще не слышал, чтобы вы говорили таким торжественным тоном.

— Со времен Мюнстерского и Оснабрюкского мира, — серьезно ответил школьный учитель, — у нас не было таких событий, — ведь тогда понадобилось двенадцать лет для заключения мира. Если же мы заключим мир за двенадцать дней, Понт, это будет рекорд двадцатого столетия.

Член военного суда Познанский застыдился тихого пафоса, прозвучавшего в словах этих людей в куртках. Он заерзал, точно ему стало тесно, в мундире с высоким воротником, как становится тесно мотыльку в оболочке куколки, и круто переменил тему разговора:

— Вместо того, чтобы здесь стоять, предлагаю проветриться и несколько минут погулять под не столь историческим небом Мервинска. Кстати погляжу, не появились ли на небе три звездочки, как на майорских погонах, и не пора ли мне закурить.

— Узна ю Познанского! — воскликнул Винфрид, уже стоявший на пороге: он собирался уйти вместе с сестрой Берб. — Ради красного словца он вступает в противоречие с самыми незыблемыми железными основами культуры! Прикидывается, будто ему не известно, что на погонах майора, младшего по чину среди офицеров штаба, — гусеницы! Идем, идем, старый вавилонянин, через пять минут шабес кончится, и вы сможете возжечь в честь Моисея и пророков огонь на жертвеннике, сиречь…