Елена Трегубова - Распечатки прослушек интимных переговоров и перлюстрации личной переписки. Том 2

Шломо говорит:

— Все равно ты меня не убедила!

— В чем, — говорю, — я тебя, дорогой Шломо, не убедила?!

— Злу противостоять можно и не будучи христианином. А из того, что ты сама же вот только что сказала, следует, что не каждый, кто называет себя христианином, таковым является. А ты по-прежнему считаешь, что спастись можно только через веру во Христа?!

Я говорю:

— Да, Шломо: я верю, что если Господь Иисус Христос сказал, что прийти к Богу-Отцу можно только через Него, что Христос — Единственная дверь в Царствие Божие — значит, так оно и есть, значит Христос имел в виду именно и ровно то, что Он говорит. Я знаю из слов Христа, что невозможно спастись никаким другим образом, кроме как через Христа. Я знаю, что спасти человека может только Христос — это Его привилегия, данная Ему от Бога-Отца. Я так же слышала от Христа, например, притчу о добром самарянине — человеке, который принадлежал крайне сомнительной, с точки зрения правоверных иудеев, вере, — но именно этот добрый самарянин, благодаря своим милостивым, добрым и щедрым поступкам по отношению к попавшему в беду человеку, явно выглядит в глазах Христа более достойным спасения, чем правоверный священник, который шел той же дорогой и не помог несчастному, и чем книжник, который так же прошел мимо. Из этих слов Христа я, в меру моей скромной веры, делаю вывод, что Христос имеет власть от Бога-Отца в экстремальных обстоятельствах спасать и души даже некоторых людей, которые в Него не верят, но интуитивно поступают по Божьим заповедям. Честно говоря, — говорю, — Шломо, я, например, прихожу в ужас, думая о том, что в Советском Союзе лучшие люди того времени — диссиденты — были все практически поголовно неверующими, за редчайшими исключениями: в духовном смысле это были такие же инвалиды советской богоборческой пропаганды, как и все остальные советские люди. Но та ситуация была действительно крайне экстремальной: христиане в стране были почти полностью физически уничтожены режимом, физически уничтожено было почти всё дореволюционное духовенство, монашество, — а уцелевшие в живых либо соглашались влиться в насквозь контролируемую КГБ официозную сергианскую церковь, пошедшую на сговор с сатанинской богоборческой властью, либо тоже рано или поздно оказывались в тюрьме либо убиты, Евангелие было запрещенной книгой, у людей не было доступа к Слову Божию, а официозная церковь ничего кроме обряда не давала: совершил обряд — и домой. Иначе — психушка, тюрьма, или изгнание с работы. Так что, я думаю, что учитывая эту родовую советскую травму, неверие диссидентов Бог все-таки будет судить по особой статье. Но, помнишь, как в Ветхом Завете в какой-то момент Бог говорит богоизбранному еврейскому народу: «Возбужу в вас ревность не-народом, Меня услышат те, кто Меня не искали». Мне кажется, ровно так же в советское время Бог начал как бы тайно, инкогнито действовать даже через формально неверующих антисоветских диссидентов, через них творить Свою волю, как бы показывая верующим христианам: «Вот — то, что вы должны были бы делать! Смело противостоять злу, говорить, не боясь, правду, обличать богоборцев и преступников, заступаться за угнетаемых, за тех обижаемых и уничтожаемых, за кого некому больше вступиться. А вы боитесь, сидите по углам, дорожите своим комфортом и жизнью. И поэтому — вот, за вас христианскую работу делают даже неверующие! Они готовы выполнить Мою заповедь — отдать жизнь за друзей своих. Моя рука с ними, потому что с ними правда и милость! Потому что даже если и они замолчат — камни возопиют!» Мне кажется, это огромный урок нам, христианам! Этот феномен формально неверующих правозащитников и диссидентов, делавших, вместо уничтоженных христиан, по сути, христианскую работу — это великое чудо Божье. Таких как бы неверующих людей, но делающих христианские дела, один священник очень смешно называл: «Анонимные христиане». Мне кажется, что из таких людей, из таких «анонимных христиан» Христос, который властен спасти любого человека, создаст в раю отдельную особую фракцию.

— Хорошо, я пока, пожалуй, останусь в земных фанатах анонимной фракции! — смеется Шломо.

На Биг Бен смотреть бессмысленно: все равно всегда запаздывает на пару часов.

Но чувствую я себя на этом берегу, как только свернули на Parliament Square, как-то легче — бодрее даже. Напротив парламента неопрятный симпатичный саксофонист, изгибаясь мамонтом, заливисто играет «Take five» Пола Дезмонда. Подруга его, обходящая зевак со шляпой, по-русски бессовестно сообщает ему под руку:

— Не густо. Что-то пока не густо.

Над дальними башенками парламента чайки плоско барражируют на дымной, теплой, едва заметной поволоке платины неба со все более зримо проступающей золотой подложкой — и кажется, что это разлетевшиеся тарелки с ножами и вилками, вытряхнувшиеся, во вдруг наступившей невесомости, из кафе в парламенте, парят теперь на фоне золотистой небесной скатерти. Тупоносый самолет, криво накренясь идущий, прямо над парламентом, на снижение, выглядит с чайками не только одной расцветки, но и одного размера.

Шломо резкими шагами переходит Parliament Street — и, не глядя под ноги, глазеет на башенки домов на противоположной стороне улицы:

— Если бы я жил в Лондоне, — то жил бы только на чердаке. А ты на каком этаже живешь?

Я улыбаюсь. Я ничего не говорю.

Демонстрация у решетки, запирающей вход в расщелину, в которой скрывается древний загадочный город Набатэ́н. Выяснить, против чего протестуем сегодня — нету сил. Может быть, против смерти?

Фонтанирующий фонтан на Трафальгаре почему-то пахнет газировкой без сиропа за одну копейку из автомата. Выкатившее на бис солнце извлекает смычком из фонтановых струй радугу. Фашист какой-то ходит с ястребом на железной перчатке — гоняет голубей.

— А я еще помню, между прочим, — говорит Шломо, — времена, когда здесь на Трафалгар-скуэ было как в Венеции, на Сан-Марко — все кормили голубей — они взлетали и на руки ко всем садились! Я не знаю, застала ли ты?… Наверное, уже нет! Это всё Красный Кен моду на гонения на голубей ввел! Что-то у них не в порядке, у красных, со зверями, по-моему. Я читал мнение ученых, что это полный идиотизм вообще разгонять голубей — что без голубей бы город загнил, потому что они своими клювами выбирают мельчайшие крошки хлеба из трещин камней — они идеально чистят город, так, как никакой дворник бы не справился. А без них давно бы уже произошло военное вторжение армии крыс и инфекций!

Я говорю:

— Не подлизывайся. В ресторан я с тобой сегодня все равно не пойду.

Вышли на Палл Малл. Жуткая музыка в жутком кабриолете с жуткими рожами.

Шломо, гадливо морщась на проезжающих, говорит: