Елена Трегубова - Распечатки прослушек интимных переговоров и перлюстрации личной переписки. Том 2

Я: — Значит они точно знали план?

Гади Цабари: — Слушай, это было не сложно. Они ведь не в первый день пришли — они же появились где-то через неделю после открытия игр. Успели высмотреть, где и как.

Мы ведь не прятались ни от кого. Мы были обычной спортивной делегацией, как и все остальные. Для каждой делегации, для каждой страны, был свой дом. И террористам не трудно было узнать, какой именно — наш. И каждый дом был устроен так же, как наш.

Кроме того, один из восьми террористов (их было восемь), явно работал в этом олимпийском центре как инженер.

Я: — Откуда ты знаешь?

Гади Цабари: — Об этом не говорили вслух. Но это логично. Во-первых, они точно, на сто процентов, знают, куда идут. Во-вторых, все они идут с незакрытыми лицами — потому что их все равно никто не узнает. И только он, один единственный, был с маской на лице. Значит, он был там кому-то известен.

Я: — Может быть он закрывал лицо потому, что был с ярко выраженными арабскими чертами?

Гади Цабари: — Там все они были с ярко выраженными арабскими чертами. Тогда почему только он? Он там точно работал, в олимпийском центре, и его знали. Но поскольку это было в Германии — никто потом не хотел об этом говорить и в этом сознаваться.

Так вот, смотри: в нашем доме есть несколько боксов. Как подъезды. И в каждом боксе — по четыре комнаты. Одна комната для одежды, и три другие — для жилья. В каждой из них — по два спортсмена.

То есть, в каждом таком боксе — по шесть людей.

Они зашли в бокс номер 1 — и там было шестеро людей. И в том числе — Моше Вайнберг. Трое террористов остались следить за другими пятью спортсменами, а другие террористы взяли Моше Вайнберга, чтобы он им показал, где находятся другие израильтяне. И Моше Вайнберг показал. Он их привел ко мне.

Так вот. Мы говорили с тобой до этого о Моше Вайнберге. Он был главным тренером по борьбе. Мы все время ругались с ним. Он не любил меня. Все время. Когда я поехал бороться в Румынию, я не хотел, чтобы он поехал со мной. Потому что он не любил меня.

Я: — Что ты мне сейчас про свои старые обиды?! Объясни лучше, почему он показал им путь?

Гади Цабари: — Потому что он ненавидел меня! Я же тебе говорю! Ты что — так и не поняла еще, что ли?

Я: — Ты это серьезно?

Гади Цабари: — Еще как! Я уверен на сто процентов! Он привел их ко мне именно из-за этого!

Я: — Не может быть.

Гади Цабари: — Ты не веришь? Вот я тебе сейчас докажу. Если он боялся террористов, которые его захватили, то он должен был сразу зайти в бокс номер 2, по порядку, а не в бокс номер 3 — где был я. Вот! Вот! Смотри: Вот — бокс номер 1, вот бокс номер 2, а вот — где мой бокс номер 3! Я рисую тебе всё как было, чтобы ты поняла! Поверь мне — для меня все это тоже было шоком, понять все это. Но я уверен: только из-за меня Вайнберг сразу привел террористов в третий бокс! Во втором боксе люди могли бы еще хоть как-то против них защищаться: там были спортсмены с оружием, люди, которые занимались фехтованием, у которых были рапиры. Кроме того, во втором боксе было трое людей, занимавшихся стрельбой — значит, у них были пистолеты. Почему Моше Вайнберг не пошел в бокс номер 2? А пошел в бокс номер 3? Почему он прошел мимо номера 2? Почему он пошел прямиком ко мне? Специально.

Я: — Что он сказал, когда пришел?

Гади Цабари: — Он был ранен. Когда он вошел, он сказал: в меня пулей стреляли. У него кровь была на лице, и он был завязан платком, вся голова была перевязана. Я не знаю, на самом ли деле это была пуля, или он просто получил сильный удар. Но это безразлично. Когда он вошел, он сказал: в меня стреляли. Это значит, как вроде, сказать: «Я пришел не потому, что у нас между собой вражда, а потому, что в меня стреляли». Значит, вроде как, он был вынужден. Мои друзья уговаривали меня потом, что, может быть, Вайнберг привел террористов к нам, подумав, что мы — такие сильные люди, что мы сможем защищаться. Но ведь это же нелогично! Какая бы сила ни была — но она не могла идти против оружия. А оружие было только во втором боксе. Только у них был шанс сражаться.

Я: — Слушай, ну и что они могли бы сделать своими крошечными пульками из спортивных пистолетов — против террористов с автоматами?

Гади Цабари: — А что мы могли сделать, безоружные? Что-то — это лучше, чем ничего.

Я: — А ты не считаешь, что психологически как раз логично, что Вайнберг от шока пришел за помощью именно к тебе, своему главному врагу? Именно потому, что ты для него был главным раздражителем, вызывал в нем наиболее живые эмоции? И — извини, но ты уверен вообще, что Вайнберг в тот момент мог быть адекватен? Довольно жутко себе представить: прийти в последние минуты своей жизни к своему врагу и сказать: «Прости, друг, что я привел к тебе смерть — в меня стреляли». А ты не думаешь, что он действительно мог привести террористов к тебе, потому что считал, что ты — борец, и поэтому ты сильнее.

Гади Цабари: — Я был самый маленький! Самый легкий! Пятьдесят два килограмма — я же тебе говорю! Ну посмотри же сама на фотографию: вот — большой, сильный человек. Мертв. Вот — тоже сильный человек. Тоже мертв. Реслинг, реслинг, этот огромный, этот тоже. Все мертвы. А это — опять Моше Вайнберг. Огромный. Взгляни — я самый крошечный среди этих огромных людей! Почему он не привел террористов к ним?

Я: — А о чем ты вообще подумал, когда увидел Вайнберга? И почему ты, собственно, вообще открыл среди ночи дверь кому-то? Именно из-за того, что услышал, что это Вайнберг?

Гади Цабари: — Открыл дверь не я. Дверь открыл Фридман. Постучали в дверь. Фридман встал и открыл. Все просто. Иосиф Романо — так быстро бы не встал. Потом объясню тебе почему. Я тебе уже сказал, что в каждом отсеке было по три жилых комнаты. Но я тебе еще не сказал главного: в отсеке было по два этажа. На первом этаже — одна жилая комната. И на втором — еще две. И чтобы подняться на второй этаж, нужно было пройти по винтовой лестнице. Так вот я был на втором этаже. Я спал в одной комнате с Бергером, который всего за два года до этого приехал жить в Израиль из Америки — вот он на фотографии, смотри — потому что он единственный, как и я, был из клуба «Маккаби». В другой спальне, рядом с нами, на втором этаже были Хальфин и Славин. А внизу были — Романо с Фридманом. Поэтому их поймали первыми.

Я: — А как пришли за тобой? Вот в первую секунду — что ты увидел, когда открыл глаза?

Гади Цабари: — Нет-нет. Я скажу тебе. Было так. В половину пятого я услышал, как стреляют. Был один выстрел. Я услышал его, потому что никогда не сплю крепко. Услышал, проснулся от этого, понял, что это выстрел. Но решил, что это празднуют — отмечают какую-то медаль.

Я: — Видимо, это когда в первый раз выстрелили в Вайнберга. Значит, он говорил тебе правду. По крайней мере в этом.