Делмор Шварц - Мужская сила. Рассказы американских писателей

— Моего младшего братишку, к примеру. — Марвин угрюм.

Он оглаживает костлявой рукой свои унылые усы, и этот жест отчего-то смешит — все равно как если бы Марвин сказал: «О да, твои слова вызвали в моей памяти те испытания, потрясения, удары, которые мне приходится претерпевать по милости моего небезызвестного братца».

— Ладно, возьмем его, — говорит Сэм. — Кем он хочет стать?

— Никем он не хочет стать, — говорит Марвин.

— То-то и оно. — Сэм кипятится. — Чем поступить на работу, эти ребятишки, лучшие из них, предпочитают бить баклуши.

— А двоюродный брат Алана, — говорит Рослин, — заявил, что ему предпочтительнее стать судомойкой, чем бизнесменом.

— Хорошо бы так, — вступает в разговор Элинор. — А мне кажется, что в наши дни все больше и больше конформистов.

Разгорается спор. Сэм и Элинор утверждают, что в стране царит истерия. Их оспаривает Алан Спербер, он говорит, что истерия — всего лишь отражение газетных заголовков; Луиза говорит, что определить уровень истерии невозможно: отсутствуют адекватные критерии; Марвин говорит, что он ничего не знает.

— Вы не отдаете себе отчета, какие победы одержал за этот период либерализм, — говорит Алан. — Взять хотя бы негров…

— И что, это помогло неграм лучше вписаться в общество? — взвивается Элинор.

Сэму удается вернуть разговор к заявленной им теме:

— Ценности молодежи сегодня, а под молодежью я подразумеваю ее сливки, ребят мыслящих, — это реакция на безразличие к кризису культуры. Отчаяние — вот что это такое. Они знают только, чего они не хотят.

— Это куда проще. — Алан благодушен.

— Ничего особо нездорового я тут не вижу, — говорит Сэм. — Самодовольство и ложные ценности прошлого нуждались в коррективах, но из-за этих коррективов возникли новые ложные ценности. — Сэм полагает, что эту мысль нужно подчеркнуть. — Ложные ценности, по-видимому, неизменно порождают новые ложные ценности.

— Определись с терминологией, — говорит Луиза, как-никак ученая дама.

— Да нет, ты послушай, — говорит Сэм. — Они не против чего не восстают, но и ничего не принимают. Сегодняшние ребятишки не хотят жениться, и…

Их прерывает Элинор:

— А чего, спрашивается, ради девчонке спешить с замужеством? Замужество помешает развитию ее личности.

Сэм пожимает плечами. Все говорят разом.

— Молодые избегают жениться, — повторяет Сэм, — и не жениться тоже избегают. Плывут себе по течению.

— С этой проблемой всем нам придется столкнуться лет этак через десять, когда наши дети подрастут, — говорит Алан, — хотя, мне кажется, ты, Сэм, несколько преувеличиваешь опасность.

— Моя дочь, — заявляет Марвин, — стесняется, что я дантист. Куда больше, чем я сам.

Все смеются.

Сэм рассказывает про свою стычку с младшей дочерью Кэрол Энн. Они повздорили, и она закрылась в своей комнате. Сэм пошел за ней, позвал ее через дверь.

— Никакого ответа, — говорит Сэм. — Позвал еще раз: «Кэрол Энн!» Я, сами понимаете, забеспокоился: уж очень она расстроилась, ну и говорю: «Кэрол Энн, ты же знаешь, я тебя люблю». И что, как вы думаете, она мне ответила?

— Что? — спрашивает Рослин.

— Она сказала: «Пап, ну чего ты дергаешься?»

И снова все смеются. Перешептываются: вот уж сказанула так сказанула. В последовавшем молчании Рослин, подавшись вперед, пищит:

— Непременно попросите Алана рассказать замечательно интересную историю про человека, который увлекся йоги.

— Йогой, — поправляет Алан. — Да нет, она слишком длинная.

Компания наседает на него.

— Итак, — говорит Алан хорошо поставленным, адвокатским голосом, — я расскажу вам про одного моего друга, Кассиуса О’Шонесси.

— А не Джерри О’Шонесси? — спрашивает Сэм.

Алан не знает никакого Джерри О’Шонесси.

— Нет, нет, про Кассиуса О’Шонесси, — говорит он. — Исключительный тип. — Алан развалился в кресле, теребит галстук-бабочку.

Манера Алана друзьям привычна — рассказ он строит согласно всем требованиям жанра, тужась продемонстрировать светскость, остроумие, élan [7] Здесь: подъем ( фр. ). , по-видимому с кого-то скопированные. Сэм и Элинор ценят его как рассказчика, но их бесит его манера не говорить, а вещать.

— Можно подумать, он обращается к суду низшей инстанции, — заметила как-то Элинор. — Не выношу, когда со мной говорят свысока.

На самом деле Элинор бесит, что Алан, хоть вслух он этого и не говорит, считает, что его происхождение, положение в обществе и жизнь за пределами их компании вообще классом выше. И Элинор пользуется случаем, чтобы помешать Алану как следует развернуться, вставив: «А когда Алан закончит свой рассказ, мы посмотрим кино».

— Шш, — шипит Рослин.

— Кассиус окончил колледж задолго до меня, — говорит Алан, — но я познакомился с ним, как только поступил. Время от времени он заскакивал ко мне. Поразительный тип, другого такого не встречал. Небывалый путь прошел. Чего только не перепробовал.

— Как дивно рассказывает Алан, — пищит Рослин — она на нерве.

— Кассиус был во Франции с Дос-Пассосом и Каммингсом [8] Джон Дос-Пассос (1896–1970) — американский прозаик, драматург, представитель экспериментального направления в литературе. Эдвард Эстлин Каммингс (1894–1962) — американский поэт, бунтарь и новатор. , его даже арестовали заодно с Э.Э. После войны он был в числе основателей дадаизма [9] Дадаизм — авангардистское направление в литературе и искусстве Западной Европы (1916–1922). Сложилось в Швейцарии на базе протеста против Первой мировой войны. Выразилось в иррационализме, антиэстетизме, художественном эпатаже и т. д. , одно время, как я понимаю, вводил Фицджеральда в высшее общество Лазурного Берега. Кого только он не знал, чем только не занимался. А тебе известно, что еще до конца двадцатых он успел поуправлять делом своего отца, а затем уйти в монастырь? Считается, что он оказал влияние на Т. С. Элиота [10] Томас Стернс Элиот (1888–1965) — поэт, драматург. Лауреат Нобелевской премии по литературе (1948). .

— Сегодня его назвали бы психопатом, — такое замечание отпускает Марвин.

— Кассиус называл себя великим дилетантом, — так отвечает на его замечание Алан, — хотя скорее он великий грешник в том смысле, который вкладывали в это понятие русские в девятнадцатом веке. Что бы ты сказал, если бы узнал, что это лишь начало его пути?

— К чему ты ведешь? — осведомляется Луиза.

— Не торопись, — говорит Алан, поднимая руку. Всем своим видом он, похоже, хочет показать, что, если слушателям не дано оценить его рассказ, продолжать он не намерен. — В монастыре Кассиус изучил Маркса. Он снял обет, порвал с церковью, стал коммунистом. В тридцатые занял видное положение в партии, ездил в Москву, участвовал во внутрипартийной борьбе. Вышел из партии он лишь во время московских процессов.