Юрий Стайер - Варшавянка (СИ)

Заиграл вальс и я пригласил ее танцевать. Она смутилась.

— Ведь я же не так одета, — и, отвечая на мой немой вопрос, продолжила, — Ну, я не в бальном платье…

— Разве? А я считаю, что на вас одето шикарное, вечернее платье, вы приглашены на бал и должны танцевать! — И добавил, — Красавица!

Она вспыхнула, в бездонных глазах засияли искорки, она гордо выпрямилась и мы пошли танцевать вальс.

Боже мой! Как мы танцевали! Как мы чувствовали друг друга! Нам освободили сцену, и мы кружились в вальсе, а все пары стояли и хлопали, нам двоим. Потом заиграла медленная музыка, и погас свет, закружился шарик, вверху разбрасывая блики по залу, и мы разгоряченные вальсом прильнули друг к другу, чувствуя друг друга так, как никто на свете.

Она запрокинула голову, и я ее поцеловал. Я целовал ее снова и снова, словно хотел напиться за все годы одиночества и разочарований и когда вспыхнул свет, мы стояли одни на дансинге и целовались, а все вокруг стояли и хлопали нам. Мы вернулись за столик, заказали шампанское, а когда заиграла медленная музыка, и погас свет, мы опять танцевали и целовались…

Какая-то неутолимая жажда напала на нас, словно мы хотели натанцеваться и нацеловаться на всю жизнь. К концу вечера я уже плохо помнил, зачем я здесь и почему. Ничего не существовало в мире кроме нее, При этом какой то частью своего сознания я понимал, что нам нужно где-то ночевать, и что звонить Иржи в таком состоянии не стоит. Мы танцевали до самого закрытия.

Пары расходились, кафе закрывалось, и, купив напоследок бутылку шампанского, мы направились к выходу. Опять накрапывал мелкий дождь, и я с наслаждением запрокинул лицо, трезвея от прикосновения холодных капель. Оля стояла рядом, около чемоданов. Попросив ее подождать меня, я двинулся вдоль припаркованных машин к роскошному длинному черному линкольну.

Меня интересовал седовласый водитель, опершийся на машину, и куривший взатяжку и с наслаждением. Подойдя к нему я негромко кашлянул. Он моментально отбросил сигарету и повернулся ко мне.

— Цо хцете, пане? — он приоткрыл дверцу машины.

— Кам едем?

— Да брось! Неужели ты русский не понимаешь? — я посмотрел на него с удивлением.

— Клиент всегда прав! — сказал он мне, и прикрыл дверцу бьюика, чтобы дождевые капли не залетали на дорогую обивку машины.

— Послушай, мне нужен какой-нибудь круглосуточный отель, я заплачу…

Он отрицательно покрутил головой.

— В эту пору… Постой! А Пеншен устроит?

Я вопросительно посмотрел на него.

— Ну, пансион, понимаешь? Ну, где кормят еще в придачу?

Я посмотрел на него и протрезвел окончательно.

— О, Господи! Пеншен! Да, конечно, устроит!

Через пять минут мы подкатили к мокнувшей под дождем Ольге.

Она удивленно посмотрела на меня, когда я открыл дверцу и пригласил ее в машину.

— Куда мы едем? — спросила она, поправляя свои роскошные волосы, а я сидел и любовался ею. Водитель включил негромко музыку за своей перегородкой.

— Так куда же мы едем? — снова спросила она. Вместо ответа я приложил к губам палец, придвинулся к ней ближе, взял в руки непослушный завиток ее волос и сказал ей тихо-тихо:

— Доверься мне, — и потом нежно-нежно поцеловал ее в губы.

…Иногда ночью я очень ярко вижу эту картину: Сверкающий черный линкольн мягко и плавно движется вдоль улиц полуночного польского города, и на заднем сидении я прижимаю к себе женщину, прильнувшую ко мне, словно предчувствуя долгую-долгую разлуку, и кажется, что этой дороге никогда не наступит конец…

Линкольн остановился у крыльца добротного трехэтажного здания. Шофер пошел справиться у консьержки, есть ли свободные места. Вернувшись, он виновато произнес:

— К сожалению, только свадебный Люкс.

— Подходит! — вырвалось у нас одновременно.

Он улыбнулся, пожал плечами, взял наши чемоданы и понес вслед за консьержкой. Я помог Оле выбраться из машины, и, держа ее под руку, мы чинно, как и подобает молодоженам, двинулись вслед за ними. Я взглянул на Ольгу. Смех так и плескался в ее бездонных глазах, и меня вдруг тоже охватило безудержное веселье.

Расплатившись с водителем у дверей номера и отпустив консьержку, я вдруг подхватил ее на руки и закружился по комнате.

— Сумасшедший! Уронишь! — она прижалась ко мне.

— Ни за что! — ответил я и бережно опустил ее на кровать.

— Помнится, ты говорил о каком-то сюрпризе? — она с интересом посмотрела на меня.

— Да, конечно, — я посмотрел на часы.

Было около двенадцати.

— Ты здесь пока располагайся, а я сейчас приду.

— А куда ты? — она удивленно посмотрела на меня.

— Но это же секрет!

— А-а…, - в ее глазах снова заискрились смешинки. — Ну хорошо, только недолго, ладно?

— Я мигом, — пообещал я, выходя из номера.

Спустившись вниз, я зашел в небольшой бар, находившийся справа от лестницы. Усевшись на высокий стул у стойки бара, я посмотрел на бармена.

— Что будем пить? — спросил он по-польски, протирая бокалы.

— One cup of strong coffee, please-ответил я на английском.

Он удивленно взглянул на меня.

— One moment, please, — ответил он и потянулся за банкой кофе, стоящей на самой верхней полке. Приготовление кофе заняло несколько минут.

Попробовав его, я оценил вкус настоящего эфиопского кофе. Необыкновенная бодрость разлилась по всему телу. Осмотревшись, я заметил кабинку телефона в дальнем углу бара.

Допив кофе, и расплатившись с барменом, я пошел звонить.

Иржи был дома и обрадовался звонку.

— О, Ежуш Мария, где же ты есть? Ты есть в Польско?

В его голосе чувствовалась тревога.

— Да-да, Иржи, не волнуйся, я уже в Польше, в Радоме.

— О-о то е добрий! — он заметно повеселел.

— Скажи Иржи, шеф звонил?

— Нет, не звонил, я сам ему буду звонить завтра.

— Иржи, давай сделаем так: ты завтра утром высылай машину в Радом, я тебе дам адрес пансиона, где я остановился, а потом, когда я приеду, позвоним шефу. Да, и что у вас там происходит, зачем такая срочность? Прямо на перекладных добирался!

— То понимаешь, приехали немцы, заключать контракт, — начал объяснять Иржи, по привычке делая ударение на первый слог. — Я им говорить, нельзя так быстро, нужно представитель другой фирма, они говорить мы ждать. Я их угощать водка, они говорить: Гут шнапс и пить, теперь спать до поледне. Я звонить буду потом, вечер, говори, где ты есть в Радоми.

Я продиктовал адрес, потом попрощался с Иржи и повесил трубку.

Вернувшись в номер, я остановился у порога: так мне понравилась картина, которую я увидел. Настолько уютной и домашней она была, это мог понять только такой скиталец как я. Обстановка номера была соответствующей.

Все-таки Люкс, он и есть Люкс: тяжелые золотистые портьеры, прикрывающие окна, стулья на гнутых ножках, огромная кровать, застеленная золотистым покрывалом. И посреди этого великолепия, у трюмо, перед зеркалом сидела Оля и расчесывала свои изумительные волосы.