Василий Песков - Полное собрание сочинений. Том 18. Посиделки на закате

Все готово к полету. 23-летний Хосе Дикрефтуже в кабине. Самолет занимает позицию в дальнем углу озера и начинает разбег. Взлетать с воды тяжелее, чем с грунта. Самолет напрягает все силы, гуденье мотора переходит в натужный звон. И озеро нас отпускает. Проплыл внизу приморский Хомер с катерами и самолетами на воде. Прямо по курсу у нас вулкан Святой Августин. Часть полета над морем, и мы приземлимся в заливе, куда притекает речка Макнейл…

Но что-то озабочено лицо у Хосе, что-то нерадостное для нас сообщают пилоту по радио.

— Ребята, мы возвращаемся. В заливе волна…

Ох как невесело возвращаться, когда были почти что у цели. Но время отлива, на речку садиться нельзя, а в бухте ветрено — очень большие волны.

— Такое место… — утешает Хосе. — Ничего, завтра утихнет, и полетите.

Дождались завтра. Утихло. Но лег на горы туман. Ждем час, другой, третий. На стенах конторки, где оформляют билеты, — дразнящие снимки: медведи ловят рыбу, дерутся из-за нее. И все это в двух шагах от стоящих кучкой фотографов.

— Все это снимала внучка, — говорит пилот Бил Дикрефт. — Рассказывает, могла дотянуться до медведя рукой…

Проклятый туман! Бил, глядя на наши страдания, говорит:

— Давайте попробуем. Может, отыщем в тумане окошко…

И вот опять долго-долго бежит по озеру самолет…

Видно над туманом голову Августина, и ничего больше. Полетав минут двадцать над молоком, прикрывающим горы, Бил виновато разводит руками.

Мы вернулись на озеро, и я был готов уронить в его воды слезу невезенья. Ждать погоды мы уже не могли — жесткое расписание путешествия, договоренность с людьми заставляют проститься с мечтой увидеть медвежий пир на реке. С трудом добытое разрешение и пару катушек пленки отдал я плотнику из Чикаго.

— Может быть, снимешь и для меня. И жду рассказа в письме…

Чикагский плотник оказался обязательным человеком — обещанное прислал. Кроме того, о медведях я расспросил наблюдавших за ними зоологов, просмотрел несколько фильмов… Вот что бывает в июле — августе на аляскинской речке Макнейл…

Тут идеальное место для ловли рыбы — река широко разливается по порогам, образует мели и острова. Лососи, главным образом горбуша и нерка, идут плотными косяками. Только уж очень большой растяпа-медведь не может поймать тут рыбы. Но и ему что-нибудь достается с большого стола таежного ресторана. На рыбалку медведи идут с территории радиусом в сто с лишним миль. Обилие пищи гасит конфликты зверей, ведущих в природе уединенную жизнь, ревниво стерегущих границы своих территорий.

Пик численности рыболовов приходится на последнюю неделю июля и на первую августа.

Сорок медведей в поле зрения наблюдающих — обычное дело, пятьдесят — считается много, восемьдесят — рекорд. Восемьдесят зверей! Нигде, ни в каком другом месте большой земли такую картину увидеть нельзя. Река Макнейл объявлена заповедником. Медведей тут наблюдают, снимают и изучают.

Каково отношение небезопасных зверей к присутствию в их охотничьем мире людей?

Фотографов медведи как бы не замечают, могут лечь отдохнуть в метре от площадки, где люди стоят. Никакой агрессивности. Некоторая опасность исходит от зверей молодых, не имеющих опыта. Как реагировать на их поведение, знает гид, без которого на площадке люди не появляются. И вообще существуют строгие правила поведения тут человека.

Самолет садится в двух километрах от места рыбалки. Там можно поставить палатку.

Но не разрешается оставлять в ней продукты. Пищу готовят в специальной избушке — запах не должен зверей привлекать. По тем же причинам весь мусор сжигают. Если какой-нибудь любопытный медведь (очень редко!) к лагерю приближается, его прогоняют зарядом дроби.

Из лагеря на площадку уходят утром, возвращаются вечером. С площадки — никто ни шагу.

На Аляске при столкновении с медведями бывают две-три человеческие жертвы в год. Тут, на реке, ничего подобного не случилось ни разу, хотя летящих сюда предупреждают: «Риск существует».

Поведение медведей… В первую очередь все бывавшие тут отмечают: что ни медведь — то характер. Есть боязливые, есть равнодушно спокойные, есть задиралы. Рыболовы все — прирожденные, однако инстинкты дополняются опытом. Без учебы ничего не получится. Малыши-медвежата внимательно наблюдают за взрослыми и пробуют сами, но в первый год им мало что удается, получают то, что добывает мамаша.

Драки малышей из-за рыбы — обычное дело. Взрослые ссорятся из-за места. Уловистый островок всегда достанется сильному. И поскольку тут все друг друга хорошо знают, богу тут достается богово, а кесарю — кесарево. Трепка задается неумехе или ленивцу, норовящему поживиться чужой добычей.

Стиль ловли у каждого зверя свой. Одни караулят лососей там, где они выпрыгивают из потока, и хватают их пастью, другие на мелководье бьют лапой, третьи бросаются в воду и выныривают с рыбой в зубах. Отмечен один новатор — приспособился плавать, подобно аквалангисту, погрузив голову в воду.

Голодный, выхватив рыбу, съест всю. Сытый ест только голову и икру. Пресыщенный занимается спортом: поймает и бросит. Подарки «спортсменов» достаются тут чайкам, лисам, белоголовым орланам. Чайки, впрочем, не дожидаются щедрости, а норовят трапезничать вместе с добытчиком. Медведи отмахиваются от них, как от мух. Основные звуки рыбалки — шум воды на порогах и крик чаек.

Сцена, на которой разыгрывается этот спектакль, обширная. Но все действующие лица — на глазах наблюдателя. К фотографу в кадр попадает до двадцати зверей. Но это в лучшие сроки. Наш друг из Чикаго, прождав после нас подходящей погоды еще три дня, попал к финалу медвежьего пира — рыба шла уже слабо, и стали поспевать в лесах ягоды. Джон пишет, что застал он семнадцать медведей, а в кадр попадало максимум пять.

Зоологи, наблюдающие медведей каждое лето, многих знают «в лицо», знают характер каждого, знают, кто из каких мест пришел на рыбалку. Есть знаменитости с кличками: Белая Лапа, Заплатка, Стерлинг…

Медведи тоже, как видно, запоминают людей. И это ослабляет их бдительность. Территорию, по которой они разбредаются после рыбалки, посещают охотники. И если какой-то заметный медведь не явился на пир к реке, то очень возможно, что шкура его украшает жилище охотника в Нью-Йорке, Франкфурте или в Париже.

На Аляске обитает примерно (трудно их сосчитать!) сорок тысяч черных и бурых медведей. Самые крупные живут на острове Кадьяк, а наибольшая плотность медведей — в районе города Ситка: один медведь на квадратную милю. Но нигде эти звери не собираются так кучно, как во время летнего пира на речке Макнейл.

Фото из архива В. Пескова . 1 марта 1991 г.