Хаим Граде - Цемах Атлас (ешива). Том первый

Обычно сумрачные, комнаты дома Фалька Намета в честь помолвки дочери были ярко освещены. Вокруг жениха расселись амдурские обыватели. Отведав водки с лекехом [35] Вид пряника. , они разговаривали между собой тихо, сдержанно. В той же комнате сидела и невеста, окруженная девушками из местечка. На отдельном женском столе стояли тарелки с фруктами, пирожными, сахарным печеньем, вином и морсом. Дочери обывателей с косами, заплетенными и уложенными, как субботние калачи, издалека посматривали на жениха.

Очаровательная брюнетка, самая красивая за столом, не спускала с него своих живых, умных и улыбчивых глаз. Она слышала, что жених — оборванный ешиботник. А вот перед ней молодой человек в выглаженном костюме, в белой рубашке, с четко очерченным лицом, с возвышенной печалью в глубоких глазах и с энергичными морщинками в уголках сжатого рта. Девушка была поражена высоким ростом жениха, его широкими мужскими плечами, а на ее лице было написано нескрываемое удивление: как это Двойреле Намет заполучила такого парня? Цемах почувствовал любопытные взгляды, и его бледные щеки порозовели. Он расправил плечи, по его резкому профилю пробежала сердитая искра. Девушка тоже почувствовала, что молодой человек распалился под ее взглядом. Она принялась, как птица, вертеть головой, поправлять волосы, шушукаться с окружавшими ее подругами, болтать и смеяться с сияющим умным лицом.

На фоне разодетых дочерей обывателей с румяными лицами и сверкающими зубками Двойреле Намет показалась Цемаху неуклюжей. Он заметил, что девушки, сидевшие вокруг стола, едва ли были ее настоящими подругами: они разговаривали между собой больше, чем с ней, а она сидела, как приглашенная, чужая в собственном доме. Лицо Двойреле выглядело отечным. Ее удивленная детская улыбка сморщилась и постарела, как будто от понимания, что они с женихом — не пара. Тесть с его вытянутым лицом и жидкой бородкой, растущей прямо на шее, выглядел в освещенном доме еще более странным. Его мрачное молчание на помолвке собственной дочери тяжело отдавалось во всех углах. Жених заметил, что гости разговаривают между собой тихими голосами и напряжены так, словно это времяпровождение в доме Фалька Намета было для них тяжелым испытанием. К тому же это публика с задних скамеек синагоги. Раввина и важных обывателей не было. Не было даже хозяина постоялого двора. Никто из четверых братьев невесты не приехал из Гродно.

Зажатый чужими локтями и плечами учитель Гемары, он же сват, прохрипел:

— Скажите слова Торы! Жених должен дать изысканное толкование Торы.

Цемах произнес заранее заготовленный комментарий, которого простые люди все равно не поняли. Даже когда он говорил об изучении Торы, его не покидала мысль, что не все тут гладко и что-то от него скрывают. Взгляды девушек, сидевших за вторым столом, ободрили его, дали понять, что он не должен терять уверенности в себе, что его дело еще не проиграно.

Через день после помолвки тесть сказал, что его сыновья не смогли приехать на празднество из-за загруженности делами и поэтому он отправляется в Гродно рассказать им о помолвке Цемаха с Двойреле. Цемах обрадовался, что Фальк Намет уезжает и он сможет беспрепятственно расспросить людей о доме, в который попал.

Он начал свои расспросы с владельца постоялого двора реб Янкева-Ицхока, еврея с густыми зарослями волос, торчавшими из ушей, с клочковатой бородой и тяжелыми бровями. Цемах пристал к нему с вопросом, почему он и другие важные амдурские евреи не пришли на помолвку. Реб Янкев-Ицхок несколько раз поднимал и опускал плечи, втягивал в них голову и снова высовывал ее, прятал руки в рукава полушубка и, наконец, проворчал:

— Вы сирота?

Жених утвердительно кивнул. Реб Янкев-Ицхок искал оправданий своему неизбежному злоязычию: мол, он хочет уберечь сироту от зла. После долгого предисловия на тему, что расторжение помолвки хуже развода, особенно если невеста — благородное дитя, и ее мать тоже была тихой голубкой, владелец постоялого двора подошел к делу: тесть Фальк Намет — это еврей-оборотень. Жена когда-то сказала слово, которое ему не понравилось, так он с ней не разговаривал пятнадцать лет. Что, однако, не помешало ему заиметь от нее четырех сыновей и дочь. В конце концов жена не выдержала, и ее нашли в ее кровати насмерть застывшую от его жестокого молчания. Мальчишек он бил палкой, которую носит теперь под мышкой. Поэтому сыновья, когда выросли, разъехались и видеть отца не хотят. Поэтому-то они и не приехали на помолвку. Раввин и видные обыватели не пришли, потому что ненавидят этого Фалька Намета, как свинью: он не дает ни гроша на пожертвования. Обыватели не явились и еще по одной причине: чтобы жених потом не мог их упрекнуть, что они помогли его одурачить.

— В чем меня одурачат? — вылупил растерянные глаза Цемах.

Реб Янкев-Ицхок ответил, что весьма сомнительно, что тесть выплатит обещанное приданое и даст пару лет содержания. Тому было бы наплевать, даже если бы дочь вообще не вышла замуж — она у него бесплатная работница при лавке. Однако сам тесть собирается снова жениться — на молодой разведенной женщине, а та не хочет, чтобы в доме была взрослая падчерица. В Амдуре поговаривают, что Фальк Намет боится, как бы у него не перехватили эту разведенку. Поэтому-то он сейчас и помчался в Гродно сказать ей, что скоро отделается от дочери. Говорят еще, что эта разведенка — настоящая бой-баба. Ее предупреждали, что за человек этот Намет, так она ответила, что не боится. Если кто кого похоронит, так это она его. О чем тут долго говорить? Отец не дает дочери денег даже на врача.

Увидев, что жених смотрит на него затуманенным взором, владелец постоялого двора снова долго раздумывал, пожимая плечами, стоит ли ему говорить. Но раз уж начал, он продолжил говорить и рассказал, что невеста, как говорят люди, болезненная. Может быть, палкой свою единственную дочь Намет и не бил, как он поступал с сыновьями, но она все равно пришибленная. А папочка жалеет денег на докторов. Некоторые говорят, что его скупость происходит от особого рода болезни: у него задубевшая голова. Другие считают, что он просто-напросто злодей, убийца, человек с сердцем разбойника.

— Спросите других, может быть, я лгу. — Реб Янкев-Ицхок вытянул руки из рукавов и больше не хотел злословить.

Цемах сидел с поникшей головой и размышлял о том, что новогрудковская поговорка «Кто знает самого себя, знает мир» — пустая болтовня и ложь. Мусарники спорят о том, как отшлифовать личные качества, однако такие евреи, как Фальк Намет, вообще не переступают порога ешивы. Вот он и вышел в свет слепым. Какой-нибудь мелкий лавочник не сглупил бы так, как он. Тем не менее Цемах не полагался на одного только владельца постоялого двора и завел в синагоге разговор с амдурским раввином о своем тесте. Раввин, не желавший, чтобы в местечке возникли споры из-за ешивы, еще меньше хотел ссориться с Фальком Наметом из-за этого брака.