Константин Сазонов - Фома Верующий

Заместитель Ходарева по технической части — подполковник Талаев, который осматривал нашу роту, посмотрел на сцену со старшиной поверх голов и в очередной раз выдал: «Утро комбата. Холст, масло. И вот, товарищи офицеры, прапорщики, сержанты и солдаты мы с вами наблюдаем трагедию маленького человека и стальной лом, перекушенный до зеркального среза безо всяких технических средств, при помощи одного лишь анального отверстия многострадального военного. Вольно. В субботу я провожу занятия по технике вооружения, чтобы были все».

Развод подходил к своему завершению. Скоро выезд. На прошлой спецоперации мы попали в небольшую заваруху. Из развалин был открыт огонь по инженерному дозору. Никто не пострадал, отреагировали быстро. Оцепили весь район и скоро заметили подозрительную машину, в которой рядом с водителем находился бледный пассажир. Это и был стрелок, которого успели зацепить. Медик перевязал раненого, но тут же нашу колонну блокировала толпа галдящих женщин с детьми, подъехала местная милиция, которая категорично потребовала отдать им стрелка для передачи в комендатуру, чему мы, конечно же, воспротивились. Дошло до стрельбы в воздух, но в целом все остались при своем. В качестве веского аргумента я вызвал БТР. Броня задним ходом подошла к стихийному митингу и развернула башню в сторону милицейского транспорта. Стрелка погрузили в транспортер и повезли.

Сегодня утром на центральную мачту прилетело сообщение из Заводского района. Там стоял наш первый мотострелковый батальон — махра на БМП. Ночью бесследно исчезли двое бойцов — рядовые Мицлер и Нигматуллин. Первым на гражданской машине туда умчался особист. Из батальона он передал командиру, что ситуация в общем и целом простая. Ночью пили. Причем за водкой ходили в местный пригород с оружием. Первая ходка была удачной, но по неписаному закону оказалось мало. Во второй раз ушли и не вернулись, а значит, варианта два: или их уже нет в живых, или где-то в плену, и скорее всего уже далеко от города.

Ехать опять мне. Для моей старой «сто пятьдесят девятки» это будет крайний выезд. Отслужили свое. Наконец-то наши мольбы услышаны, и вчера вечером с вертушкой передали ящик с новыми станциями. Мы по привычке ждали рухляди, из которой, глядишь, чего-то и соберем. Но привезли совершенно новые модели, причем двух видов: командирские рации и радиостанции на подразделение. Первых было всего четыре штуки, их по виду не отличить от сотового телефона, есть закрытый канал. Одна разница — говорить может только кто-то один из собеседников, второй должен принять, а только потом сможет ответить. Наши станции — это небольшие зеленые коробочки весом не больше полутора килограммов. Дальность — чуть меньше, чем у тяжеленных «динозавров», но качество лучше, частоты прошиваются специальным инфракрасным пультом, и нет этой длинной антенны — вместо нее гибкий фидер с небольшим набалдашником со спичечный коробок и защелка, чтобы запросто прикрепить к ремню брезентового чехла. Но аккумуляторы еще не успели зарядиться. К старой станции я беру штыри и не зря. Как только садимся в БТР, люк наблюдателя срывается с креплений и перебивает трос гибкой антенны. Она тут же повисает на «полшестого». Это была последняя, все остальные тоже пришли в негодность. Вставляю штыри. По ходу движения передаю на пункт боеуправления контрольные точки. Наш птичий язык для сторонних ушей — сущая абракадабра. Вот этот блокпост называется «Пермь», следующим будет «Уфа». Цифры и географические названия. И ничего лишнего.

По прибытию в район мы делимся на небольшие группы и, не теряя друг друга из вида, вместе со саперами идем по улицам и пустырям. Офицеры беседуют с местными, но это бесполезно. Уже третий час — и ничего, никакого результата: кто-то видел, кто-то что-то слышал, но каждый следующий говорит прямо противоположное. Тщетное занятие.

На обратном пути заезжаем на блок-пост. Я разгружаю кирпичи аккумуляторов — дефицит, привез им электролита для заправки станционных батарей. Вернулись на базу ни с чем и ни с кем. В столовой жидкая рисовая каша не лезет в горло. Что-то чувствовалось интуитивно в тех сельских улицах, и это ощущение никак не внушало оптимизма. От него веяло холодом.

Ночью заговорила минометная батарея. Дивизионные стодвадцатки ахали так, что с полок падали котелки. Впрочем, я этого не слышал, как и многие, — спали, привыкли.

Утром рассказали дневальные, когда спустился на узел связи. В бригадной машине с центральной радиостанцией сквозь помехи раздались позывные первого батальона.

Мицлера нашли на пустыре. Том самом, где вчера обыскали каждый квадратный сантиметр. Полиэтиленовый пакет с останками поместился под небольшое корыто, так и подбросили. Стала ясна и картина произошедшего. Видимо, зная, что, сколько ни бери, — всегда мало, торговцы водкой быстро сообщили о солдатах с оружием. Автомат — это деньги, да и просто нужная вещь. Когда Мицлер с Нигматуллиным пришли во второй раз — их уже ждали. И вот мы уже едем на место, полукругом стоим возле злосчастного корыта и смотрим на пакет. В нем расчлененное и частично сожженное тело. Назойливое жужжание мух, запах горелого мяса — невыносимое, тошнотворное зловоние. Брезентовые носилки накрываются плащ-палаткой, бойцы поднимают их на броню, и мы трогаемся.

На следующий день на разводе Ходарев немногословен, говорит жестко. Командование батальона получает выговоры и неполное служебное, хотя все понимают — просто реакция. Комбригу в штабе группировки за глупые потери устроили выволочку, и теперь он отыгрывается. Вердикт Ходарева жесткий: всем пройти через мертвецкую и в назидание своими глазами посмотреть на то, что осталось от бойца. В батальоне мне рассказали, что Немец был очень добрый, но бесшабашный. Чаще чем на посту его можно было увидеть возле клеток с кроликами, которых он сам и начал разводить. Мы, сняв шапки, подходили к моргу нашей санчасти. Небольшое помещение уже успело целиком заполниться скорбным запахом сгоревшего мертвого тела. Я не глядя прошел мимо стола, на котором лежал пакет.

Нигматуллина нашли уже весной где-то в горах — живого и здорового. Слышал, его на кого-то обменяли. Путаным рассказам пленника не верил никто: ни особисты, ни солдаты. Даже домой он отправился из санчасти, где мыл полы до самого дембеля. А я больше не подходил к той комнате, где мрачный спертый воздух висел густой пеленой и никогда теперь уже никогда не выветрится из моей памяти.

— Ну что ж ты за недоделанный такой! Выворачивай колеса!

Командир мотострелковой роты спрыгнул с брони БТР. Водитель не справляется и машина на извилистой дороге между холмами скользит по снегу в кювет. Чумазые механики — «мазута» — все спешат на помощь. Колонна останавливается. Они с пару минут обсуждают, как вытянуть бедолагу. Потом цепляют трос, буксируют и вот уже «коробочка» снова на обледенелой грунтовке.