Джиллиан Ларкин - Стервы

Кое-кто бросал на нее мимолетные взгляды и снова возвращался к книге, газете или вязанию. На белую девушку в странной одежде никто не обращал особого внимания. Такое впечатление, что она для них ровно ничего не значила.

И Глория поняла, что так оно и есть: она ничего не значит для этих людей. Эти люди живут настоящей, насыщенной жизнью и борются за то, что для них действительно важно. Влюбленная девушка в старой шляпке? Есть о чем беспокоиться помимо этого.

Подъехали к нужной остановке, и Глория вместе с другими вышла через задние двери.

Ее поразило, какая бурная жизнь кипит на улицах. На Астор-стрит, где она жила, всегда было тихо и скучно. Но здесь все шумело и кипело. Ребятишки играли в уличный вариант бейсбола, отбегая к тротуарам, когда проезжала машина. На каждом углу громко судачили о чем-то женщины, придерживая на бедре полные белья корзины. Чернокожие подростки лениво сидели на крылечках и потягивали сигареты, а мимо шли, взявшись за руки, влюбленные.

Проходя по улице, Глория стала ловить на себе пристальные взгляды — совсем не такие, как в автобусе. Она скромно потупила глаза и молилась только о том, чтобы не заблудиться.

В воздухе уже не ощущалось никакого тепла, промозглый ноябрьский ветер гулял по мостовым. И все же Глория, пока добралась по указанному ей Ивэном адресу, вся взмокла от пота.

Джером жил в обветшалом трехэтажном доме, стоявшем в ряду других таких же, некогда вполне приличных, зданий. Кое-где на подоконниках виднелись пустые ящички для цветов, на лестнице пожарного выхода сушились рубахи, из чуть приоткрытых окон доносилась музыка. Здесь было уютно. Даже очень уютно.

Однажды на репетиции Джером рассказал Глории, что год назад, когда ему исполнилось восемнадцать, он ушел из родительского дома — игра на рояле приносила ему достаточно средств, чтобы начать самостоятельную жизнь. Отец не одобрял его занятия — он хотел, чтобы Джером взял на себя семейный бизнес, бакалейную лавку на Гарфилд-стрит. Вера, ровесница Глории, по-прежнему жила в родном доме. Мать умерла, когда они с Верой были еще маленькими, и теперь только сестра связывала Джерома с отцом, с которым он даже не разговаривал.

Глория нажала кнопку звонка квартиры 2Б [100] В американских жилых домах принято обозначать цифрой этаж, а буквами — квартиры на этаже. , рядом с которым красовались инициалы «Дж. Дж.».

Сердце у нее бешено колотилось.

Никто не ответил на звонок.

Палец лежал на кнопке, готовый нажать снова, но тут Глория замерла. Она сделала по ступенькам шаг назад и попыталась отдышаться. «Тебе это не суждено, — произнес холодный голос в ее мозгу. — И никогда не было суждено».

Теперь оставалось только одно — вернуться домой.

Безжалостный холодок поражения пробежал у нее по спине. Она и раньше знала, что жизнь полна случайностей, но эта случайность была трагической. Она ясно представила себе, что никогда больше не увидит Джерома Джонсона, пошатнулась и ухватилась за перила. Все внутри нее кричало: «Нет!» В ту минуту, ухватившись за ржавые перила дома в негритянском гетто, Глория поняла, что всем сердцем стремится к нему. Он ей необходим. Она и жила-то лишь в те мгновения, когда он был рядом. Она всем своим существом любит его.

В этот момент открылась входная дверь, и перед Глорией возникла фигура Джерома Джонсона. На нем были только белая футболка и старенькие брюки.

Ей хотелось рвануться вверх по лестнице — в его объятия. Но выражение его лица мигом остудило этот порыв.

— Я так рада, что вы дома, — проговорила она, еле ворочая языком.

— Что вам нужно?

— Я… — неуверенно начала Глория, видя отчуждение в его глазах. — Я замерзла.

Он хотел что-то возразить, но тут заметил, что она без пальто.

— Можете войти, — сказал Джером, — но на одну минутку.

Без единого слова Глория вошла в квартиру вслед за ним. В прихожей не было света, обои отклеивались, коврик на полу совсем вытерся.

А в квартире оказалось очень мило, там царила богемная атмосфера, которой Глория не ожидала. На полу громоздились стопы книг и граммофонных пластинок, на стенах висело несколько смелых картин без рам. Недалеко от входной двери находилась крохотная кухонька, куда поместились только раковина, плита и два шкафчика, а в дальнем конце была ниша, ведшая за угол — туда, как предположила Глория, где находилась его спальня. Почти полкомнаты занимал старый кабинетный рояль. Глория подошла к роялю и пробежала пальцами по лежавшей сверху стопке листов с нотами.

Джером молча наблюдал за ней. Глории хотелось продемонстрировать, что ей здесь уютно, хотя на душе у нее было очень не уютно.

— Видите, — повернулась она к Джерому, — я уже согрелась.

— Что вам нужно? — сурово повторил Джером, стоя на другом конце комнаты. — Надеюсь, вы не для того проделали такой долгий путь, чтобы повидать меня. Шофер вас ждет, мисс Кармоди? Или я должен называть вас миссис Грей?

— Я заслужила такой тон. Нет, шофер меня не ждет. Я приехала автобусом. И пока остаюсь мисс Кармоди, — добавила она.

Джером ничего ей не ответил, лишь скрестил руки на груди.

— Можно я выпью воды? — попросила Глория, потому что не знала, что еще сказать.

— Конечно, можно, — сказал он. — Возьмите сами, прислуги мы здесь не держим.

Глория проковыляла на кухню, достала из шкафчика стакан, открыла кран. Она привыкла к тому, что Джером ведет себя грубовато, но это было что-то новое: он сердился на нее. Иными словами, был обижен. А это могло значить — пусть только могло бы, — что он ее любит.

— Спасибо, — поблагодарила она, выпив почти целый стакан.

Джером покачивался на носках.

— Когда соберетесь сказать, что вам нужно, дайте мне знать. — Он прошел к окну, сел на стул и закурил.

Глория давно привыкла к тому, что за нее все решают мужчины. Ей нужно было знать не то, чего она хочет, а то, чего она не хочет. Теперь все повернулось иначе.

— Мне нужно объясниться.

— А почему вы решили, что я должен верить хоть одному вашему слову? — Он равнодушно выпустил тонкую струйку дыма. — Один раз вы меня уже обманули. Отчего вы думаете, что я должен вам верить?

— Да потому, что прежде я могла потерять все, — воскликнула Глория. — А теперь я уже все потеряла и скрывать стало нечего.

Джером продолжал молча смотреть в окно. Глория подошла к нему и села на соседний стул.

— Ну, пожалуйста, — проговорила она и положила руку ему на колено.

— Вы ничего мне не должны. — Он не оттолкнул, но и не взял руку Глории.

— Все верно. Мы ничего не должны никому, кроме самих себя и тех, кого любим, — с вызовом сказала Глория. При слове «любим» глаза его расширились. — Но выслушайте же меня.

И она рассказала ему все.