Василий Песков - Полное собрание сочинений. Том 22. Прогулки по опушке

Неутомимый труженик за работой.

Но это только начало! Бурный процесс гниения сора под куполом выделяет излишне много тепла. Петух температуру инкубатора понижает, регулируя высоту песчаной насыпи и делая в ней норы-отдушины. Нетерпеливую курицу, уже готовую класть яйца, петух прогоняет, и она вынуждена их бросать где попало.

Но вот температура инкубатора достигает 33 градусов. Время класть яйца. Курица кладет их в песчаные норы, а петух опускает в компост, обязательно тупым концом вверх, чтобы птенцам было легче выбраться из «кургана».

Кладутся яйца с перерывами в несколько дней. Они большие — в три раза крупнее знакомых нам куриных яиц: птенец должен быть обеспечен питанием до возмужанья, когда самому надо будет выбираться из подземелья.

Курица приходит и уходит, а петух все время при инкубаторе — опускает яйца в компост и бдительно следит за температурой, регулирует ее отработанными приемами. Термометром служат распростертые крылья над отдушинами насыпи и раскрытый клюв, который петух опускает в «шурфы». Специалисты пишут, что нет термометра, который мог бы сравниться по точности с петушиным чутьем.

Кладка большая — до тридцати с лишним яиц (иначе работа петуха была бы «нерентабельной»). А курица, израсходовав всю энергию несушки, удаляется обессиленная. (Вес отложенной кладки — семь килограммов — в четыре раза превышает ее собственный вес.) Судьба выводка ее не волнует. Кладка остается на попечении петуха.

Рост птенцов в яйце при переменчивости погоды — от 50 до 85 дней. И каждый день петух-землекоп начинает работу еще до восхода солнца. В жаркое время разгребает песок (два кубометра!) ровным нетолстым слоем.

Утренний ветерок песок охлаждает. Петух поспешно его сгребает в курган, и запасенная прохлада не даст инкубатору перегреться. А когда наступают прохладные дни, курган петух разгребает в полдень, чтобы песок хорошенько нагрелся, и этой теплой подушкой накрываются погребенные внизу яйца. И так ежедневно! При этом надо петуху покормиться и следить за врагами — змеи и пернатые хищники не дремлют.

Австралийский ученый Г. Фрит, написавший прекрасную книгу о сорных курах, восклицает: «Большего труженика на земле не существует!»

И это воистину так. Изможденный петух на два месяца оставляет предписанную ему судьбой каторгу — подкормиться и отдохнуть, чтобы снова нести свой крест.

А что же птенцы? Они в затхлом своем подземелье развиваются, и приходит час, по одному, в разное время, разломив скорлупу, начинают выбираться наверх. Нелегкое это дело. Работая клювом, лапами, крылышками, они движутся, как кроты, затрачивая на подъем иногда двадцать часов. И вот он, Белый Свет!

Запасы питанья в большом яйце позволяют птенцам явиться миру нехилыми — они уже сразу готовы с песчаной горы бежать в кусты и там затаиться, боясь всего, что движется. В оперении с ними никто из птенцов других птиц не может сравниться. В студенистых чехлах птенцы вынесли из яйца даже маховые перья. При движении в толще песка чехлы стираются, и птенчик уже через несколько дней начинает робко в кустах перепархивать.

Вот так распорядилась эволюция жизни. Весь птичий мир высиживает птенцов кто в дуплах, кто в очень уютных гнездах (вспомним рукавичку синицы-ремеза или гнезда-шары ткачиков). Кое-кто, пусть даже без гнезда, прямо на земле (козодой) греет кладку из двух яиц. Дело, в сравнении с геркулесовыми трудами сорных кур, прямо скажем, непыльное: сиди прилежно — и все. Даже страдальцы-пингвины в своем суровом краю греют единственное яйцо складкою живота.

И только у сорных кур случился в истории существования их на земле странный зигзаг: выведенье птенцов для них — нескончаемый, изнурительный труд.

Фото из архива В. Пескова . 8 мая 2003 г.

(Окно в природу)

Гуси — славные путешественники. В Индии на заповедном озере я видел гусей, только что окончивших дорогу с сибирского севера. В отличие от всех птиц, огибающих Гималаи, гуси летели над снежными вершинами на высоте, где увидеть могли бы их разве что альпинисты. Достигнув желанного озера в теплой стране, гуси явно радовались окончанью пути — плескались в воде и словно бы поздравляли друг друга сдержанным гоготаньем. Они понимали, что находятся в безопасности, — я мог снимать их шагов с двадцати…

А у Ладоги гуси, летевшие в тундру с зимовки в Германии и Голландии, делают четырехнедельную остановку — передохнуть, подкрепиться — держались сторожко. Подойти близко к ним было нельзя. Их станция представляла собой равнину вблизи старинного городка Олонца. Издревле эти земли пахались или были залужены — гуси тут собирали опавшие зерна злаков, щипали весной молодую траву, ожидая, когда в тундре на Канином носу и Таймыре хотя бы местами обнажится земля и можно будет с олонецкой равнины рывком, со скоростью шестьдесят километров в час, достигнуть района гнездовий.

Близ Олонца, присматриваясь друг к другу, гуси кормятся, разбившись на множество стай.

На желтых коврах прошлогодней травы видишь их постоянно. Мелиорация, проведенная тут в 70-х годах, канавами расчертила равнину на ровные прямоугольные карты. Проложены тут и дороги, по которым можно проехать в автомобиле. Пешего человека гуси боятся, подопревая в идущем охотника. На машине к стае можно подъехать ближе, но гуси все равно вовремя настороженно вытянут головы и взлетят недостижимыми для дроби. Умные гуси хорошо чувствуют это расстояние. На всем пути в тундру и на обратной дороге к зимовке птицы всегда платили дань охотникам, маскировавшимся в шалашах, в бочках, зарытых в землю, и в копнах сена. Но тут, на олонецкой равнине, десятилетья действовал неписаный закон: в довольно обширной «зоне покоя» гусей не трогать. Эту зону гуси хорошо знают. Но и тут подобраться к ним даже с добрыми намерениями трудно. Я вспомнил рассказ охотника в Казахстане. На открытом пространстве он подбирался к гусям на выстрел, вывернув полушубок и двигаясь на четвереньках — гуси принимали его за овцу. На олонецких полях этот маскарад не удался. Вывернув припасенный в заповеднике полушубок, я, не щадя штанов и коленок, стал с фотокамерой подбираться к кормившейся стае. Гуси «овцу» заметили сразу, как по команде подняли головы и, видя, как я, хотя и медленно, приближаюсь, дружно взлетели.

Дело закончилось веселой съемкой моей персоны в маскарадной овчине. Утешились мы объездом полей на машине, то и дело поднимая стаи гусей на крыло. Птицы были осторожны еще и потому, что канавы мелиорации, в последние годы оказавшиеся беспризорными, заросли кустами, а гуси всякой растительности опасаются, им важно находиться в совершенно открытом пространстве. В кустах их может подкараулить волк, лисица, барсук. Самое безопасное место — середина поля. Будь в запасе у нас хотя бы три дня, можно было бы сделать скрадок, подманить птиц россыпью ячменя — любимого ими корма, но такого времени не было, и мы ездили по извилистым дорогам, надеясь на какую-нибудь удачу.