Ким Мунзо - Самый обычный день. 86 рассказов

После обеда было замечено передвижение войск перед военной комендатурой. Сразу же, однако, появились граждане, которые ставили эту информацию под вопрос: была ли в этом маневре какая-то особенная наступательность, которая позволила бы прийти к выводу о серьезности положения, или это была самая обычная тренировка? Мало осведомленные в области военного искусства граждане, сознающие серьезность ситуации (которые после обеда снова встретились в кафе, а оттуда потихонечку направились к военной комендатуре), не знали, как следует интерпретировать этот факт. В этом они тоже были единодушны. В четыре часа тридцать две минуты на площадь выехал черный автомобиль с маленьким флажком. Оттуда вышел какой-то офицер. На таком расстоянии невозможно было определить его чин, к тому же большинство граждан, сознающих серьезность ситуации, в свое время были отказниками и не служили в армии. Это был маршал? Генерал? Генерал-лейтенант? Или просто лейтенант? Могло ли его звание пролить хоть какой-нибудь свет на решение вопроса? Совершенно очевидно, что не могло, и это заставляло их еще больше злиться, в этот раз — на самих себя. Потом им показалось, что двое часовых (стоявших в карауле в цементных будках с зелеными черепичными крышами справа и слева от центральных ворот) приветствовали офицера особенно почтительно, однако на этот раз мнения граждан разошлись. Как только офицер вошел в здание военной комендатуры, автомобиль сразу же уехал. Этот быстрый отъезд был тревожным знаком или, напротив, обнадеживающим? В шесть часов тридцать две минуты демонстрация рабочих металлургического комбината, одетых в синие комбинезоны, прошла по центральной улице и вылилась на площадь. Эта демонстрация готовилась еще неделю назад, отвечала всем требованиям закона и, соответственно, была властями разрешена. Проницательные граждане увидели в том, что никакие власти (ни военные, ни гражданские) не запретили демонстрацию, новый повод для своих подозрений: запрет мог бы означать признание в том, что ситуация в стране ненормальная. А этого власти себе позволить не могли. По этой причине по отношению к демонстрантам была проявлена терпимость, и они, около ста пятидесяти человек (сто, согласно отчету городской полиции), смогли беспрепятственно пройти маршем в направлении восточного моста; там демонстранты спокойно разошлись: одни — по домам, а другие — по окрестным барам. Неожиданно в семь часов тринадцать минут из здания военной комендатуры вышел тот самый офицер, который несколько часов тому назад приехал на машине. На сей раз его, правда, сопровождал другой военный, чин которого, отличный от звания первого, также не удалось определить в связи с вышеупомянутой неосведомленностью присутствующих в вопросах военной службы. Машина (та же самая, которая приезжала на площадь в первый раз, — один гражданин, обладавший хорошей памятью, запомнил ее номер) ждала их.

Ночь выдалась напряженной. Время текло медленно. Сознательные граждане вертелись с боку на бок в своих кроватях и не могли сомкнуть глаз. Да и кто смог бы уснуть в такую ночь? Радиостанции так и не начали передавать классическую музыку, а по телевидению шли обычные программы: конкурс пар, старающихся наладить испорченные отношения, и очередная глава телесериала, в которой в тот вечер выяснилось, что один из персонажей — гомосексуалист.

Ночью ничего особенного не произошло. Шум в барах, потасовки на рассвете, уборщики мусора. В седьмом часу в газетных киосках начали подниматься жалюзи. В десять утра (почти через сутки с того момента, как все началось!) раздались первые оружейные залпы. Ровно двадцать один. И после этого — тишина. Граждане, сознававшие серьезность ситуации, немедленно вышли на улицы, и некоторые из них направились к входам в метро в поисках убежища, смешиваясь с менее сознательными гражданами, которые — по крайней мере, внешне — продолжали вести обычную жизнь как ни в чем не бывало. После двадцати одного орудийного залпа ничего больше не произошло. В дневном выпуске новостей прозвучало сообщение о том, что утром в город приехал премьер-министр одной из ведущих держав в экономическом, политическом и военном отношении. Среди граждан, сознававших серьезность ситуации, возникли самые различные мнения по поводу этого визита. Одни думали, что приезд высокого гостя служил прикрытием настоящей пушечной стрельбы (которую хотели замаскировать под приветственный салют) в утренний час. Другие считали, что данный визит не был случайным или бескорыстным (ничто никогда не делается даром): просто данная держава хотела выступить посредником в конфликте (прекрасный пример мании величия) или же помочь одной из двух сторон (совершенно неприемлемая позиция независимо от того, на чью сторону вставала эта держава). К вечеру появилась информация о первых жертвах: матч по регби на олимпийском стадионе закончился потасовкой на трибунах между болельщиками двух команд, в результате которой семь человек были ранены. А вслед за этим — вечер, тревога и ночь. Эта схема повторялась день за днем на протяжении недель с небольшими вариациями, которые привносили новые сомнения, зыбкие доказательства и увеличивали ощущение неуверенности. Суть драмы заключалась не в количестве погубленных человеческих жизней (оно так тщательно скрывалось, что цифра казалась близкой к нулю), не в разрушенных семьях (таких было немного, и причины кризисов внешне не имели ничего общего с конфликтом), не в покинутых домах или в голоде (и то и другое за многие десятилетия стало явлением заурядным). Людей пугало отсутствие всякого содержания, шквал предположений и тщетность попыток узнать, что же происходит на самом деле. Сознательные граждане месяцами взвешивали новые гипотезы, но всегда приходили к одному и тому же выводу: их хотели утопить в потоке дезинформации, как они сами говорили с горькой иронией. И ни одна из стран, близлежащих или далеких, не проявила ни капли солидарности по отношению к ним. Холодность внешнего мира окончательно убивала их.

Неужели этой войне суждено длиться вечно? Ведь был же случай, когда война продлилась сто лет, и теперь учебники истории говорят о ней с каким-то болезненным равнодушием. Оставалось прожить еще девяносто восемь лет, и их война сравняется с той, столетней. Приспособляемость людей заслуживает восхищения. Перед лицом довольно мрачного будущего родители научились воспитывать детей и готовить их к жизни в этих условиях. Одно поколение сменялось другим, и сознательные граждане передавали своим потомкам приемы, необходимые для того, чтобы выжить в условиях этой бесконечной войны. Первое правило, которому они учили своих детей, заключалось в следующем: молчи и делай вид, как все остальные граждане, что ты ничем не озабочен.