Ким Мунзо - Самый обычный день. 86 рассказов

Читатель закрывает книгу. Начало — самая лучшая часть произведения. Первое предложение, первый абзац, первая страница. Возможностей всегда великое множество. Все еще только должно произойти, постепенно, по мере того, как различные дороги, открывающиеся перед тобой вначале, исчезают и в конце концов (то есть в финале) остается только одна, практически всегда легко предсказуемая. Удастся ли автору зачаровывать нас до самой последней страницы? Не наступит ли момент, когда через пять, восемнадцать или сто шестьдесят страниц очарование исчезнет? Никогда ни одно повествование не может быть лучше, чем тот спектр возможностей, который открывает перед нами первая страница. И речь вовсе не идет о том, что читатель должен предвидеть все возможные продолжения и найти среди них какие-то более совершенные, чем те, которые предлагает писатель. Ни в коем случае. Как бы он мог продолжить историю человека, который читает газету в холле гостиницы «Амбассадор» и не реагирует, когда его называют по имени? Ему это неизвестно, да и не его это дело — придумывать какое-то продолжение. Просто его привлекает этот момент неизвестности, когда карты еще только раздаются. Завязка смутно напоминает ему тот фильм Хичкока с Кэри Грантом, в котором последнего принимают за другого человека в холле гостиницы. Однако ему совершенно неохота размышлять на эту тему. Каким бы ни было продолжение этой истории, оно неминуемо нарушит ее совершенство.

Писатели ошибаются, когда развивают то, что содержится в завязке их произведений. Им бы не следовало этого делать. Вместо этого они бы должны были последовательно строить завязки и бросать их в самый захватывающий момент. Именно на своей начальной стадии истории безукоризненны. И разве все остальное не подчиняется этому закону? Конечно! Это случается не только с книгами, но и с фильмами и с театральными произведениями. И в политике происходит то же самое. Если ты настолько наивен, что веришь политикам, неужели для тебя программа политической партии не выглядит в тысячу раз интереснее, динамичнее и смелее, чем ее исполнение после того, как данная партия приходит к власти? В программе все — полная идиллия, а на практике ничего не выполняется, все искажается; реальность предстает во всей неприкрытой жестокости. А (если обратиться к реальной жизни, а не к литературным произведениям) зарождение любви, первый взгляд, первый поцелуй — не лучше ли они всего того, что приходит потом, когда время неизбежно приводит нас к краху? Все должно только начинаться и никогда не заканчиваться. Или человеческая жизнь: разве в трехлетнем возрасте перед нами не открыто множество возможностей? Что будет с этим мальчиком, чей путь еще только начался? По мере того как Он будет взрослеть, жизнь будет закрывать перед ним одну дверь за другой, и из всех надежд сбудутся лишь немногие, да и то, если ему повезет. И с книгами случается то же самое. Страстный любитель литературы не может остановить жизнь, если, конечно, не решил покончить с собой, но зато повествование можно прервать в самый интересный момент, когда возможностей еще остается очень много. Поэтому он никогда не дочитывает книги до конца. Он читает только завязки, в крайнем случае несколько страниц. Когда спектр возможностей сюжета начинает сужаться и книга наскучивает ему, он закрывает ее и ставит в книжный шкаф, где книги стоят строго в алфавитном порядке в соответствии с фамилией автора.

Разочарование может наступить в любой момент. При чтении первого абзаца, на тридцать восьмой или даже на предпоследней странице. В последний раз он дочитал книгу до последнего листа. Когда перед ним остался только один абзац (совсем короткий, не более трети страницы), а разочарования он так и не испытал, ему стало страшно. Что, если эта книга не разочарует его даже на последней строчке? Это было практически невозможно, отрезвление должно наступить, как наступало всегда, пусть даже это случится на последнем слове. Ну, а если нет? На всякий случай наш герой быстро отвел взгляд от книги, когда до последней точки оставалось еще строчек пять. Он закрыл книгу, поставил ее на место и вздохнул полной грудью. Это проявление твердости позволит ему продолжать мечтать о том, что рано или поздно (в самый неожиданный момент, как только он наконец решится) у него хватит смелости не откладывать еще раз на завтра окончательное решение.

Гражданская война в Испании (1936–1939).

Под термином «каталонские страны», возникшим в конце XIX в., понимают обычно территории, жители которых говорят на каталанском языке. В настоящее время эти территории входят в состав таких государств, как Испания, Андорра, Франция и Италия.

Регион виноделия в провинции Кастилия-Ла-Манна, который славится своими белыми винами.

Музыкальный бар в курортном городке Льорет-де-Мар.

Два пива! Что? Два пива! Два пива? ДА! (англ.).

Полные испанские имена обычно состоят из двух или трех составных частей: Мария Антония, Мария Ангустиас и т. д.

Эль Корте инглес — сеть универмагов в Испании. Дословно название можно перевести как «английский покрой».

Мария дель Мар Бонет — каталонская певица, автор многих своих песен.

Коктейль-бар в старом районе Барселоны.

Музыкальный клуб, бар и дискотека в том же районе.

Бразильский музыкант и рок-певец.

Американский музыкант и композитор.

Примерно (англ.).

Горная гряда на окраине Барселоны.

Хорошо (фр.).

«Лицо со шрамом». Американский гангстерский фильм 1932 г.

Американские актеры, снимавшиеся в 1960–70-х гг. в вестернах.

Фрагмент рекламного текста фирмы «Джонсон моторс» на датском языке.

Очень рад… мне кажется (фр.).

Звездочка — звездочки, ж.

1). Уменьш. к звезда в 1 и 4 знач.

2). Типографский значок в форме звезды. (Прим. авт.).

Тибидабо — гора на окраине Барселоны.

Жозеп Висенс Фойш-и-Мас (1893–1987) — каталонский поэт, который после поражения Республики в 1939 г. остался в Барселоне и работал в кондитерской.

Американский рок-музыкант.

«Оливетти», «Мулинекс», «Шаффото» и «Мори» — названия компаний, производящих соответственно компьютеры, бытовую технику, котлы и нагреватели.