Грэм Грин - Сила и слава

— Осторожней с сумкой, там бутылки отца.

Они медленно поехали назад. Мисс Лер стояла у ворот. Она сказала:

— Вы забыли бутерброды, отец.

— Да, спасибо. Теперь это не имеет значения.

Он украдкой оглянулся.

— Мистер Лер еще спит? — спросил он.

— Разбудить его?

— Нет-нет. Поблагодарите его за гостеприимство.

— Конечно. Но, может быть, мы снова увидим вас через несколько лет, отец? Вы сами говорили.

Она с удивлением смотрела на метиса, а тот глядел на нее своими желтыми дерзкими глазами.

— Возможно, — сказал священник, отворачиваясь, чтобы скрыть улыбку.

— Тогда до встречи, отец. Вам лучше отправляться — солнце высоко.

— До свидания, милая мисс Лер.

Метис нетерпеливо ударил мула и погнал его.

— Вы не туда поехали! — окликнула его мисс Лер.

— Я должен сначала кое-кого навестить, — объяснил священник и, пустив мула тряской рысью, направился за метисом в сторону деревни. Они миновали побеленную церковь — она тоже была сном. В реальной жизни церквей не бывает. Длинная грязная улица открылась перед ними. Учитель стоял в дверях школы, он насмешливо помахал им, иронически поглядывая сквозь роговые очки.

— Что, отец? Поехали с добычей?

Священник остановил мула.

— В самом деле… я забыл… — сказал он метису.

— Вы неплохо заработали на крестинах, — сказал учитель. — Стоило подождать несколько лет, не так ли?

— Поехали, отец, — торопил метис. — Не слушайте его. Это скверный человек! — Он сплюнул.

— Вы знаете здешних людей лучше, чем кто-либо, — сказал священник. — Если я оставлю вам деньги, вы используете их на полезные вещи: еду, одеяла, а не на книги?

— Еда им нужней, чем книги.

— Здесь у меня сорок пять песо…

— Что вы делаете, отец! — застонал метис.

— Хотите очистить совесть? — сказал учитель.

— Да.

— Что ж, я, разумеется, благодарен. Приятно видеть священника, у которого есть совесть. Это прогресс, — сказал учитель.

Стекла его очков блеснули на солнце — тучная фигура, полная горечи, на фоне его лачуги изгнанника.

Они миновали последние дома, кладбище и стали подниматься.

— Зачем вы это сделали, отец? Зачем? — возмущался метис.

— Это неплохой человек. Он делает все, что может. А мне ведь деньги не потребуются, не так ли? — сказал священник.

Некоторое время они ехали молча; солнце слепило глаза, а ноги мулов напрягались при подъеме по крутой каменистой дороге. Священник снова стал насвистывать: «У меня есть роза…» Это был единственный мотив, который он знал. Один раз метис начал жаловаться:

— Отец, с вами трудно потому… — Но жалоба прервалась прежде, чем нашла выражение, потому что в действительности жаловаться было не на что: они безостановочно продвигались на север, к границе.

— Есть хочешь? — спросил наконец священник.

Метис пробурчал что-то сердито и насмешливо.

— Возьми бутерброд, — сказал священник, разворачивая пакет мисс Лер.

— Здесь, — сказал метис; он торжествующе захохотал, как невинный человек, которого семь часов подозревали во лжи. Он указал на кучку индейских хижин, прилепившихся на скалистом выступе по ту сторону ущелья. До них было, вероятно, ярдов двести, но потребуется не меньше часа, чтобы спуститься на тысячу футов и еще на тысячу подняться.

Сидя на муле, священник пристально смотрел на деревню: никакого движения заметно там не было. Даже дозорная вышка — маленькая платформа из веток, устроенная на возвышающейся среди хижин насыпи, была пуста.

— Кажется, здесь нет ни души, — сказал священник.

Он снова очутился в атмосфере запустения.

— Но ведь вы никого и не ожидали здесь найти, кроме него, верно? — сказал метис. — А он здесь, вы скоро увидите.

— А где же индейцы?

— Опять вы за свое? Не доверяете! — заканючил метис. — Все время подозрения! Почем я знаю, где индейцы? Я же вам говорил, что он здесь совсем один.

Священник слез с мула.

— Что вы затеяли? — отчаянно закричал метис.

— Нам больше не нужны мулы. Их можно отправить назад.

— Не нужны? А как вы возвратитесь?

— Думаю, об этом мне не стоит беспокоиться, разве не так? — сказал священник.

Он отсчитал сорок песо и сказал проводнику:

— Я тебя нанял до Лас-Касаса. Тебе повезло. Я плачу за шесть дней.

— Я вам больше не нужен, отец?

— Нет. Лучше уезжай отсюда скорее. Не оглядываясь.

Метис, нервничая, сказал:

— Отец, не можем же мы проделать весь путь пешком. Ведь человек умирает.

— Мы можем идти так же быстро на своих двоих. А теперь, друг мой, уезжай.

Метис с тоской смотрел, как мулы, осторожно переставляя копыта, выбирали себе путь по узкой каменистой тропе; они исчезли за выступом скалы, простучали их копыта, и звук этот постепенно затих.

— Ну, — бодро сказал священник, — нам нечего задерживаться. — Перекинув через плечо котомку, он пошел вниз по тропе.

Сзади слышалось пыхтение метиса; он пускал газы, наверное, его слишком много поили пивом в столице; а священник думал со странной смесью презрения и симпатии, как много произошло с ними обоими после их первой встречи в деревне, названия которой он даже не знал; тогда, жарким полднем, метис лежал, раскачивая гамак голой желтой пяткой. Если бы в тот момент он спал, ничего бы этого не случилось. Поистине ему не повезло, этому бедолаге, что ему досталось бремя такого тяжкого греха. Украдкой бросив взгляд назад, он увидел пальцы ног, торчавшие из грязных кедов, словно личинки, метис спускался, глядя себе под ноги, и что-то бормотал — жалобы не мешали ему портить воздух.

«Бедняга, — подумал священник, — на самом деле он не такой уж плохой…»

Метис тоже не был достаточно вынослив для такого путешествия. Когда священник добрался до дна ущелья, он отстал на пятьдесят ярдов.

Священник сел на валун и вытер лоб, а метис стал жаловаться, еще не дойдя до него.

— К чему так спешить?..

Казалось, чем ближе он был к предательству, тем больше обижался на свою жертву.

— Ты ведь говорил, что этот человек умирает.

— Понятно, умирает. Но это может тянуться долго.

— Чем дольше, тем лучше для всех нас, — сказал священник. — Наверное, ты прав. Я здесь отдохну.

Но теперь метис, словно капризный ребенок, хотел продолжать путь.

— Ни в чем вы не знаете меры! То несетесь, то сидите.

— Разве я ничего не могу делать правильно? — поддел его священник, а потом спросил прямо и резко: — Надеюсь, они дадут мне его увидеть?

— Конечно… — сказал метис и тут же прикусил язык. — Они, они! О ком вы говорите? Сперва вы были недовольны, что деревня пуста, а теперь говорите «они». — В его голосе слышались слезы. — Возможно, вы хороший человек. Может, даже святой… Но почему вы не говорите ясно, чтобы вас можно было понять? Одного этого достаточно, чтобы стать плохим католиком.