Виктория Трелина - Жила-была девочка: Повесть о детстве прошедшем в СССР

А я про себя думала, что взрослые меня не понимают, и что я уже не ребёнок, и что за такое не забывается.

И, конечно, Маринку я бы не простила. Но как раз в тот день, когда её родственники шумной толпой шли к спецхозу на автобус, а я наблюдала за этим из-за забора, из-за пригорка появился дядя Вася с Нинкой. Ух, и отыгралась же я тогда. Весь вечер, оставшаяся одна, Маринка перед моим двором взад-вперёд каталась на новом двухколёсном велике красного цвета с надписью «Орлёнок», который ей привёз дядя Коля. Само собой, мне было завидно, но я невозмутимо играла с сестрой у колодца, и даже не смотрела на подругу. Только если она поворачивалась спиной. А на следующий день, дедушка достал с чердака настоящий взрослый чёрный велосипед, отпилил на нём высокую раму, а чуть ниже подставил синюю дощечку. Кататься я научилась за одно утро. Я сажала Нинку на багажник, и мы ездили от своего дома к Нянькиному и обратно. Маринка выехала на своём «Орлёнке» и так задирала нос, что упала под ракиту, ободрав коленку. С тех пор она невзлюбила Нинку, и теперь всегда, когда я сообщаю, что приедет моя сестра, подруга обиженно поджимает губы:

– Понятно, придётся сидеть дома одной.

Я уже давно не таю на неё зла, и подолгу объясняю, что Нинкин приезд ничего не меняет, что я выйду гулять, что будем играть втроём, но Маринка всё равно обижается и уходит домой. Она вообще часто обижается из-за ерунды. А Нинка стала очень даже хорошая. Она выросла, и тоже в этом году пойдёт в школу. Она уже не боится коров и кроликов, и вполне по-взрослому играет в пупсиков. К тому же она очень ловко лазит по деревьям и знает много дворовых игр. Я рассказываю ей смешные истории из школьной жизни, она звонко хохочет и просит рассказать ещё раз. Мне с ней интересно, даже интереснее, чем с Маринкой. Потому что, та никогда не слушает меня, а говорит только о себе. Всё-таки чувствуется, что Нинка моя сестра, хоть и не родная. У нас с ней даже волосы одинаковые…

Я вожу Славку в первый класс, потому что он младше, а я третьеклассница, и уже даже не хожу на продлёнку. После третьего класса я пойду сразу в пятый. А после десятого пойду ещё и в одиннадцатый. Странно придумали эти взрослые. Дедушка тоже считает, что странно.

Славку я тоже с продлёнки забираю, потому что одной скучно сидеть в пустой секции. Мы идём мимо мусорных баков и доедаем столовскую запеканку, которую этот балбес с утра таскал в портфеле, прямо незавёрнутую.

– А в гастрономе продают мятные жУвачки, – говорит Славка, вокруг рта у него крошки, – По шесть подушечек в зелёненькой упаковке.

Я молчу, потому что не умею есть жвачки, и денег у меня всего двенадцать копеек. На пирожок или мороженное.

– Я куплю себе пять упаковок, нет – шесть, – Славкины слюни летят на мою запеканку, – Из жУвачек можно дуть пузыри.

– Лучше бы ты уроки учил, – говорю я обиженно первое, что пришло в голову, одновременно потихоньку разжимаю пальцы, кусочек запеканки падает на асфальт.

На прошлой неделе к маме в гости приходил дядя-грузин. Может быть, он и не грузин, конечно, но очень похож, и имя у него какое-то незапоминающееся. Обычно я не люблю, когда к маме приходят гости-мужчины. Я неожиданно для себя начинаю плакать и грублю им. Но дядя Грузин мне нравится. Он очень весёлый и приходит больше ко мне, чем к маме. Он приносит настоящий магнитофон и записывает мой голос. Я слушаю «Катюшу» в своём исполнении и смеюсь от удивления. Как можно было придумать такую штуку?

Так вот, дядя Грузин на прошлой неделе принёс мне жвачку, пластиночку в оранжевой, с Незнайкой, обёртке. Я вышла с ней в коридор, но в секции, как назло, никого из друзей не было. Пришлось лакомиться этим чудом в одиночку. Я глотала апельсиновые слюни, пытаясь наконец-то сжевать угощение. Но белый комочек даже не становился меньше. К концу дня у меня уже болели скулы. Решив, что правильно жевать жвачку – недоступная наука, я проглотила резинку, предварительно скатав из неё серый шарик. Ну не выбрасывать же такое сокровище в мусоропровод.

Я набралась смелости и рассказала маме, о том, как сильно и за что, я ненавижу Мону Лизу. Мама долго смеётся:

– Ну вот, весь мир восхищается, а ты…, – она сворачивает портрет Джоконды в трубочку, – Что же ты раньше не сказала?

Мама в хорошем настроении, и мы решаем сделать перестановку. Я убираю книги из полки, а мама переносит тумбочку и цветной телевизор с красными светящимися кнопочками, купленный на прошлой неделе. В дверь кто-то скребётся.

– Ты выйдешь? – спрашивает Славка.

Мама недовольно чертыхается и опускается на диван.

«На вернисаже как-то раз, случайно встретила я Вас», – поёт радио.

– Нет, не выйду, – я тоже злюсь на Славку. Всё было так хорошо, мы с мамой так редко занимаемся чем-то вместе. Я обнимаю маму, она держится за спину.

Вечером к нам приезжает врач в обычной одежде вместе белого халата. Я пережидаю его визит в умывальнике. Я боюсь врачей и мысль о том, что сейчас этот дядька с чемоданчиком осматривает мою мамочку, вызывает комок в горле. Что бы чем-то занять себя, я ковыряю ногтём переводную картинку на зеркале, старательно приклеенную вчера Оксанкой.

Ночью сквозь сон, я вижу тётю Лену, она делает маме массаж, в комнате воняет мазью-звёздочкой из маленькой круглой коробочки.

Я понимаю, что случилось что-то серьезное, и тихонько всхлипываю во сне, но окончательно просыпаться не рискую, боюсь узнать что-либо ужасное.

Утром мама, как обычно, включает в розетку кофейник и режет батон.

– Сегодня я лягу в больницу, ненадолго, – мама, прихрамывая, идёт к холодильнику, – А ты побудешь с дедушкой.

– Здесь? – я готова расплакаться, мне очень жалко маму, но спросить, что случилось, я опять не осмеливаюсь. Вдруг она скажет мне что-то страшное.

– Здесь. Он приедет электричкой на одиннадцать и заберёт тебя из школы, – мама смотрит в телевизор, там идёт немой мультик про крота.

– А когда тебя выпишут? – я чувствую, как дрожит у меня голос, и как щекам льются слёзы.

Мама поворачивается, и её взгляд становится тёплым.

– Скоро, очень скоро, не переживай.

Я иду в школу, а мама в розовом халате провожает меня до дверей. Поверх халата на пояснице у неё намотан платок. Чёрный, с красными цветами. Бабушка заматывает им ведёрко с яйцами и передаёт нам в город.

Я сижу на уроке, и посматриваю на белую дверь. Вот прямо чувствую, что сейчас кто-то придёт. Только бы не медсестра. Я никогда не забуду день, когда она, громко постучавшись, вошла прямо на математике, и, водя ручкой по своему блокнотику, произнесла три фамилии, включая мою. В тот день мне в первый раз в жизни делали прививку под лопатку.