Елена Макарова - Вечный сдвиг. Повести и рассказы

– Я иду к тебе по шпалам, моя родная альфа и омега…

– Ты вошел в мое сердце квартирантом, и стал в нем полновластным хозяином, – отозвалась Маша. – Пройдут года, и будем мы неразлучны за гробом. А здесь меня унизили и придавили, как червяка.

– Да полно, Маша, у тебя здесь внук родился!

В привокзальной забегаловке наливался портвейном мужик в полушубке.

– Наземный космонавт, – представился он Федоту.

Федот вынул из чемоданчика заначку.

– А закусь? – просипел наземный космонавт. Закуси у Федота не было. – На меня теперь управы во всем белом свете не сыщешь, – сообщил он, – били, колотили, об лед головой жахали. Я все этому У Тану выскажу, – цыкнул мужичонка единственным зубом. – Пусть берет под защиту ООН! Ты знаешь, кто я такой? Я – начальник станции.

– А где твоя станция?

– Где, где, у тебя на бороде! Билета нету – давай в тюрьму. Пущай воротила Объединенных Наций ответит мне на один вопрос: сколько орденов получил бы я, если б меня на войну пустили. Про нейтронную бомбу буду с ним говорить. Это ж страшная ужась. Людей уничтожает, а бутылки не трогает. Пить некому станет.

– К У Тану едет, – послышался знакомый голос, – да никак не доедет!

Это была Кланя. В белой наколке и переднике.

– Стыкнулися мы с вами, Федот Федотович. – Кланя подсела к столику. – Что ж вы мою деревню на ноги поставили, Ваню Белякова под монастырь подвели?

– Притягательная ты дамочка, – сказал Федот и положил руку Клане на колено.

– Пьете без закуси и глупости говорите! – Кланя ушла и вернулась с солеными огурцами. – Ваня-то холодильник уставил Вере списанный, оно и всплыло. А без Вани деревню нашу заколотят.

– Плесните начальнику узловой станции, – попросил наземный космонавт и подставил стакан.

Федот удовлетворил его просьбу, и тот, выпив водки, захрипел с открытым ртом.

– Ты, Федотушка, куда ни ступишь – везде от тебя неприятности. Вот старика угробил. Он ведь зашитый. Ему водки никак нельзя.

– Я – начальник узловой станции, – прохрипел наземный космонавт и упал со стула.

Федот склонился над ним, приложился ухом к вонючей рубахе. Старик не дышал. Кланю как ветром сдуло.

Обшарив карманы старого засаленного пиджака, Федот нашел потрепанный паспорт.

«Тимофей Васильевич Белозеров», – прочел он.

– Немедленно оживить, немедленно! – Зажав нос, Федот склонился над бездыханным телом Тимофея, вдохнул воздуха в его беззубую пасть. – Дед, дедуля, – тряс его Федот в отчаянии. – Что они с тобой-то сделали…

«Куда теперь с ним? – думал Федот. – Разве что в Пестовскую больницу. А что если это плохо отразится на Ане? Понервничает и потеряет молоко. Скроем, выхода нету», – решил Федот.

Кланю он нашел в кухне, спящей за столом.

– Чё вам надо, ну чё вам все время надо, – зевнула она. – Сами дел наделаете, а потом выручай вас…

– Кланя, найди кого-нибудь, червонец дам.

– Кого?

– Шофера какого-нибудь местного…

– Да он за домом стоит, у мусорки, – ему свой червонец и давай, – сказала Кланя и уткнулась головой в медный таз на столе.

И правда, машина стояла, в ней спал шофер с выкрашенными хной усами.

Федот пощекотал его под мышкой и сунул под нос червонец.

– Куда ехать? – дыхнул он густым перегаром.

– Мужика в больницу свезти! Он там, в забегаловке.

– Ну и веди его сюда.

– Не дойдет, – объяснил Федот, и шофер, матерясь, вылез из машины.

– Этого, что ль? – поддел он носком ботинком Тимофееву ногу. – Я трупы не развожу, вызывай милицию.

– Он живой, – сказал Федот.

– Я бы таких живых стрелял, кому такая тварь нужна, мать их перемать, – махнул шофер рукой и ушел.

«Станция Белореченская УКЖД», – прочел Федот в Тимофеевом паспорте. Машу там и взяли, а его, стало быть, следом.

Федот встал на колени перед Тимофеем и изо всей силы надавил руками на его впалую грудную клетку.

– Сойди с меня, я ничего не знаю, я – наземный космонавт, я умираю и воскресаю. Знаешь песенку?

Федот сгреб Тимофея в охапку и поволок к автобусу.

«Автобус на Рамешки отправляется с шестого пути», – объявил женский голос, и два мужа ныне несуществующей жены покатили в Рамешки.

47. Учитель, как слепить свинью?

– Свинью? Ну, это очень просто. Кружок один скатайте, и другой, потом соедините их, и красный возьмите пластилин, расплющите его в лепешку, и выйдет пятачок. Затем две бусинки – и будут глазки, и завитушкой хвостик закрутите.

Дети лепили, а Федот ходил между столиками и поправлял работы.

– А вы Ленина можете слепить? – спросил беззубый мальчик.

– Не знаю, не пробовал, – сказал Федот.

– Возни-то сколько с ним, – вмешалась девочка с большими бантами на макушке.

– Не отвлекайтесь, ребята, – приструнил их Федот, – мы же свинью лепим.

– А для чего? Вы представление покажете, про трех поросят? – спросила девочка.

– Вот ты больше всех говоришь и меньше всех делаешь, – пожурил ее Федот и подумал, что в учителя он не годится.

48. Чемоданчик съеден.Дойный мешок органов сидел в кафе напротив школы искусств и доедал очередного официанта. Его глаза налились кровью, а сам он позеленел и стал похож на гигантскую жабу.

– Твои уже все сидят, – сообщил он Федоту, – а за мной не постоит, хоть сейчас золота в штаны наложу. Твой чемоданчик с письмами я проглотил, – гу-Петрянский громко рыгнул. – Что за гадость там хранил, меня от него изжога мучает.

– Какай, гад, какай! – Федот схватил Петрянского за грудки. – Из любой дырки выплевывай мое сокровище.

– Рад бы, – стонал Петрянский, – но мой организм бумаг не выдает, одно золото!

49. Черная дыра. 

– Чемоданчик, сокровище всей моей жизни, – стонал Федот, – альфа и омега любви…

– Где тебя только носит, – ворчал Иван, смазывая Федотовы ссадины йодом. – Ищешь ты приключений на свою голову. А мы пойдем дъюгим путем! Шаг впеёд, – и Иван сделал шаг вперед, – и два шага назад!

Раздался оглушительный грохот. На месте Ивана зияла огромная дыра. Федот подошел к краю и услышал слабый голос соседа:

– Мрачные годы реакции не сломили пролетариата…

«Какой бы он ни был, без меня он там пропадет». Лишь на долю секунды Федот впал в прелесть, и тотчас очутился во тьме. Цепляясь рукавами за светящиеся кости, он проклинал все на свете.

– Иван, ну куда тебя черти несут!

– В сияющее завтра…

– А выход-то где?

– Выход в послезавтра. Мы погибнем, но наши дети будут жить при коммунизме!

«Не приведи Господь!» – подумал Федот, и Господь услышал его и выбросил на поверхность.