Эйнар Карасон - Шторм

«Ну, с чего ты так подумал?» — спросил я; была пятница, вечер, где-то около половины десятого, я уже выпил два или три пива и чувствовал себя замечательно.

У меня возникло ощущение, что он — человек без амбиций и капризов. И немного со странностями; он признался, например, что много думал обо мне, о нас с мамой, когда путешествовал прошлым летом по востоку страны, и на душе у него было удивительно, он почувствовал, что вернулся к своим корням, сказал, что мы обязательно должны съездить туда вместе и взять с собой маму (на самом деле он сказал «твою маму» — но мне это казалось вполне объяснимым, он-то рос с другой матерью, а нашу никогда так не называл) — по крайней мере, распрощались мы в твердой решимости и с заверениями вскоре созвониться снова, сразу после выходных, может, выпить кофе, погадать на картах, встретиться, попытаться восстановить нашу дружбу. «Я очень рад, Эйвинд», — сказал он на прощанье.

Но из этих красивых замыслов ничего не вышло, восстановить отношения нам не удалось, я не нашел в себе силы позвонить ни после выходных, ни тем более позже…

А в следующие выходные произошло нечто очень странное. Мягко говоря, странное, это несколько вывело из равновесия. В субботу вечером или, скорее, ночью, часа в два, у нас дома раздался телефонный звонок. Вечер выдался на редкость спокойным, мы со Стеффой и детьми провели его дома, смотрели телевизор, и пива я выпил немного, мы уже легли и почти заснули, как вдруг зазвонил телефон. Я толкнул Стеффу — пойди ответь, но она наотрез отказалась, «это наверняка тебя, пьяница какой-нибудь», сказала она угрюмо, и мне пришлось, чертыхаясь, вставать, телефон в прихожей продолжал надрываться. Я вскочил в одних трусах и схватил трубку:

— Алло!

Точно, какой-то пьяница, я слышал в трубке шум бара, невнятный мужской голос поздоровался:

— Алло, здравствуй, послушай.

— Здравствуй! — ответил я, не понимая, кто это, я просто ждал и был в любой момент готов положить трубку.

— Ты меня не узнаешь, да?

— Нет, а что, должен?

— Нет? Не знаю. Когда я звонил на днях, узнал.

И тогда сквозь шум попойки я узнал его голос.

— Симон?!

Тут вдруг он куда-то заспешил и стал говорить таким тоном, словно только и ждал того, чтобы попрощаться и положить трубку.

— Послушай, извини, я, похоже, ошибся, не нужно было тебе звонить. Прости.

— Нет, слушай, подожди, что ты, я просто сначала не расслышал; что нового?

— Ничего, я тут подумал, имею ли я право звонить тому, кто стал знаменитым, черт возьми, имею ли я право?

— Знаменитый, так, пустые слова…

— А я простой разведенный ревизор. Accountant [75] Бухгалтер ( англ. ) . «Чиновники низшего уровня, жалкие мелкие сошки…» — как говорит Мегас.

— Да брось ты, меня это не тревожит, мы же договорились созвониться после выходных?

— Нет. Я, наверное, еще не совсем низко пал. Еще нет! У меня еще есть контора…

— Что? Что за чушь ты несешь?

— Послушай, меня зовут. Повсюду какие-то проститутки.

Он пропал, стал разговаривать с кем-то другим.

— Извини, родной, — снова услышал я в трубке. — Ты еще там?

— Да, послушай, мы же собирались созвониться после выходных?

— Так созвонимся?

— Да, хорошо тебе повеселиться!

— Пока.

Я выслушал весь этот бред. Потом связь прервалась. Черт возьми, он в глубоком пике, подумал я…

Помнится, я просто онемел, когда впервые увидел этого Эйвинда Шторма. Он начал тогда появляться в барах. Мне показалось, будто я весь сжимаюсь и превращаюсь в ничто!

Ну, люди-то должны помнить, что я считаюсь крутым парнем, меня так называют в газетах и всяческих рецензиях, я ведь нахожусь на передовой рок-музыки и играю эту роль как на сцене, так и в фильмах; крутой и жесткий парень — я просто вынужден так одеваться, отрабатывать все эти фразочки и жесты, чтобы производить впечатление этакого жеребца с улицы, который ничего не боится. Но всем известно, что это лишь роль, игра, только образ, шутка. На самом-то деле я обычный маменькин и папенькин сынок. Вырос в праведном и надежном доме; был скаутом, петь учился в детской музыкальной школе, потом в гимназическом хоре, пел даже в церковном хоре при Халльгримскирке вторым баритоном. Но потом вот оказался в этой роли. И понял, что, пока я ее играю, нельзя снимать маску, чтобы не утратить популярность. Нужно торчать в барах и вести себя, как подобает крутому парню. По счастью, и другие крутые завсегдатаи были всего лишь раскрученными образами. Все настоящие ребята с улицы работали на траулерах или стали преступниками и наркоманами и, соответственно, либо сидят в тюрьме, либо уже умерли — наши пути не пересекаются, и мы можем спокойно продолжать играть свою роль, а встретившись с ними в темном переулке, мы бы, вероятно, намочили в штаны от страха…

Но вдруг появился этот Шторм.

Просто выругаться хотелось! Да, вот он взаправду неотесанный. И голос, и движения! Меня пугало все, что я о нем слышал: вырос среди пьяниц, с детства был вынужден бороться за жизнь на улице, в конце концов вырвался, уехал за границу, там и написал книгу о своем детстве, страданиях, все говорят, что книга удивительная и необычная.

Такого человека мы, другие, лишь мечтали сыграть.

Я часто видел его в барах, он там пользовался огромной популярностью, все жаждали с ним поговорить, но прошло больше полугода, прежде чем я набрался смелости и представился ему; я так боялся показаться фигляром на его фоне, что нес полную чепуху; а еще я смертельно боялся, что он сочтет меня полным ничтожеством, потому что люди такого типа обычно не принимают блеф. Но он, по счастью, оказался замечательным парнем, захотел со мной подружиться, он был знаком и с другими членами нашей рок-группы и вовсе не видел в ней ничего странного…

Так что я постепенно отошел от шока. Перестал думать, будто я дешевка. И разумеется, понял, что он простой человек, как и все мы. А со временем я еще и осознал, что его книга вовсе не шедевр; как только это стало известно, в барах перестали говорить о ней с таким трепетом, люди начали понимать, что во всем этом очень много наигранного; нам, простым обывателям, как бы продали билеты в зоопарк, чтобы мы посмотрели на диковинных созданий — пьяниц и всяких чудаков — вот как теперь об этом говорят в моих кругах. Разумеется, все понимали, как тяжело придется Эйвинду Шторму дальше; написать одну книгу просто, это, наверное, может сделать каждый — особенно если у него в руках задаром окажется такой материал. Посмотрим, как дальше пойдет, тогда и будем судить — в нашей отрасли иногда говорят про «one hit wonder» [76] Здесь: «автор одной книги» ( англ. ) и такие чудеса ценят не очень высоко.

Несмотря ни на что, пьесу все-таки поставили. Пришлось пойти на премьеру. Мне просто прислали с курьером два роскошных пригласительных билета. Я никогда не бывал на премьерах, так что решил пополнить свой жизненный опыт. Позвонил Иси, стал уговаривать прийти, чувствовалось, что он сильно нервничает. Он явно принял мое негативное отношение ко всему этому на свой счет, но отношения выяснять не стал, сказал только, что для авторов всегда шок, когда они видят, как их произведения толкуют другие. Но я привыкну. И что мне от этого перепадут неплохие деньги. Мне сразу стало как-то легче. Я, конечно, и раньше понимал, что если из этой идеи с пьесой что-нибудь получится, то мне полагаются какие-то деньги, но не смел на это надеяться. В последнее время я уже столько раз обжигался, рассчитывая что-то получить. «А не поделить ли нам пополам?» — спросил Иси. «Что поделить пополам?» — переспросил я, не вполне понимая, о чем он говорит. Но потом он назвал сумму. Она была намного больше, чем я себе представлял. И оказалось, что это самая низкая плата за постановку исландского произведения в Национальном театре. Получу половину — и моих трудностей как не бывало. Я сменил гнев на милость. Сказал Иси, что, собственно, не вижу во всем этом ничего особенно ужасного, мне просто не понравилось то первое чтение. Мы со Стефанией, конечно, придем на премьеру.