Александр Иванин - Быдло

компаниями. Но сейчас мне удалось достучаться до него. Он неожиданно встал, подошёл к доске и, ткнув пальцем в пересечение стрелок на схеме, задал каверзные, но очень правильные вопросы. Я с лёгкостью отбился от атаки и сразу пояснил, как должен работать именно этот участок и привёл пример, как это делается сейчас.

— Ну, Константиныч, вот это кадры, вот это я понимаю, — бодро похвалил генерального олигарх. — Мне пару — тройку таких ребят и я смогу сэкономить на всех дармоедах советниках и экспертах, а деньги лучше таким ребятам как он платить буду.

— Ты согласен? — спросил он у генерального директора. Олигарх положил руку мне на плечо и сказал:

— Пойдёшь ко мне в команду? Мне хотелось заорать ему в лицо: «Да, пропади ты пропадом со своей командой! Человек погиб. Умерла Ева. Неужели ты вот так бы стоял и улыбался, мечтал по своей политической карьере, бредил высокими прибылями, если бы увидел то, что видел я менее суток назад?». Раньше бы я с радостью бы согласился на такое чудесное предложение. Я бы согласился торопливо, спеша не упустить свой шанс, но теперь мне было всё равно. Теперь у меня другие приоритеты в жизни. Я даже сам онемел от того, насколько я изменился. На меня испытывающе смотрели несколько человек. Пауза затягивалась. Судя по выражению лиц, все пытались прочесть гамму чувств, которые отобразились у меня на лице. Я не видел себя в зеркало, но чувствовал, что мои щёки пылают.

— Я должен подумать, — наконец, сказал я. — Поймите правильно. За две недели на меня столько всего свалилось, что голова кругом идёт.

— Понимаю, — улыбнувшись сказал олигарх. — Но с решением не затягивай. Пока, вот тебе человек из команды моих медийщиков-пиарщиков. Его Владик зовут. Он будет заниматься с тобой по всем вопросам, связанным с моей политической компанией. Ко мне протянул наманикюренную лапку гламурный хлыщ в приталенном коротеньком пиджаке и зауженных брючках. Педерастический стиль хлыща пыталась сгладить окладистая борода, но руки из маникюрного салона и солнцезащитные очки с рисунком в мелкий цветочек делали это невозможным. Я пожал мягкую кисть. Олигарх даже не понял, что я не хочу участвовать в его избирательной компании. Они совершенно не ждали моего отказа. Моё согласие подразумевалось.

— И вот что, — продолжил олигарх. — Перешли мне, пожалуйста, на почту всё, что ты нам сейчас рассказывал. Очень интересно.

— Извините, но это только наброски. Там ещё все причесать нужно.

— Нет, дружище. Я хочу увидеть, как ты думаешь. Это важно. Пусть материалы с ошибками и кривые, но всё равно высылай. Как только зайдёшь в кабинет, так сразу и отправь. Даже не перечитывай. У нас ещё будет время с тобой поговорить. Тогда всё и объяснишь.

Договорились?

— Как скажете. Олигарх кивнул и протянул мне свою персональную визитку. На этом мы расстались. У генерального с главным акционером были ещё дела, а меня выпроводили восвояси. Я зашёл в свой кабинет и переслал все, что сделал за день нашему олигарху, а генерального и Павла Андреевича поставил в копию отправления. Весь рабочий запал сразу куда-то исчез, оставив меня один на один с произошедшей трагедией. Рабочий день близился к концу, и я со страхом ожидал приезда домой. Как я посмотрю в глаза моим девочкам?

Что я скажу? Вся моя прошлая жизнь оказалась перечёркнута. Я перешагнул некую границу прошлой жизни и начинал жить заново.

Всё-таки, как это страшно. Звонок из приёмной вывел меня из ступора. Женя интересовалась, можно ли меня соединить с неким оперативником из полиции, который очень хотел со мной поговорить. Я согласился, даже не успев сообразить, о чём идёт речь.

— Здравствуйте, — услышал я в трубке голос того самого оперативника с широким лицом.

— Добрый день.

— Да. Вообще-то, вечер уже. Вы ещё на работе? Я никак на ваш сотовый не могу дозвониться.

— Я на совещании был. А в чём дело?

— А вы не против, если мы к вам на работу с коллегами заглянем.

Дело очень срочное, и мы как раз мимо вашей организации едем.

— А по телефону нельзя.

— Лучше не нужно. Это недолго. Минут пять или десять.

— Хорошо заезжайте. Я положил трубку и вытащил из кармана смартфон. После ночной прогулки он выглядел неважно: экран покрылся трещинам, с обратной стороны появилась вмятина, в нише динамике до сих пор была видна грязь. Вполне возможно, придётся менять телефон. Я включил экран.

Новомодный гаджет работал и, более того, показывал кучу пропущенных звонков и несколько смс-сообщений. Последняя эсэмэска была от Лили. Она спешила сообщить, что они только что вошли в квартиру, интересовалась: куда я пропал. Текст изобиловал смайликами: рожицами, сердечками и цветочками. Я ответил ей, что пришлось выйти на работу. Через минуту новое сообщение от жены принесло её негодование, грусть и разочарование в виде трёх рожиц, также Лиля написала чтобы я не задерживался, ведь меня дома ждёт поистине удивительный сюрприз. Обилие смайликов в сообщениях говорило о крайней степени радостного возбуждения моей Лили. Скорее всего, триумф над Аллой оказался полным и абсолютным. Меня ждал дома сюрприз. А какой сюрприз я приготовил для жены? Как мне рассказать супруге о том, что я чуть не погиб позапрошлой ночью?

Как мне рассказать своей любимой женщине и матери моих девочек о том, как я обнаружил в подземелье изуродованный труп девочки, которая после единственной нашей встречи в автобусе стала для меня чуть ли не единственным смыслом жизни? Что я ей скажу? Из тяжёлых раздумий меня вывели сотрудники полиции. Широколицый и его коллега, которого я не знал, были одеты в гражданскую одежду, а другие двое полицейских были в полном обмундировании с дубинками, наручниками, автоматами и в бронежилетах. Мне зачитали, что я подозреваюсь в совершении убийства, мне вменяются какие-то там статьи и для меня задерживают до выяснения. Не совсем понимая, что сейчас происходит, я расписался на нескольких бумагах, после чего на мои запястья одели наручники, и меня повели по зданию компании. Приблизился как раз конец рабочего дня. Сотрудники спешили по домам, отбыв дневную трудовую повинность. А меня ввели по коридорам и лестницам в наручниках, как закоренелого преступника, хотя я не совершал ничего такого, что тянуло бы на уголовную статью. Я видел, как меняется выражение лиц, округляются глаза, люди расступаются передо мной и конвойными. Меня вывели из здания и усадили в полицейскую газель. Всю дорогу мы ехали молча. Тягостное ожидание и неизвестность пугали. Нервы натягивались как канаты, внутреннее напряжение нарастало. Вполне обоснованно ко мне пришёл страх.

Дорога осталось для меня загадкой, окна «газели» были затянуты белёсой плёнкой, и я понятия не имел о том, куда меня привезли. Я вышел из микроавтобуса внутри просторной территории, окружённой бетонным забором с колючей проволокой. Несколько зданий казённого вида, длинный гараж с чёрными воротами, автомобили с полицейской символикой и много людей в форме — вот что я увидел. Со мной обращались вполне корректно, даже бережно, помогая подняться по ступеням высокого крыльца. Задние, в которое меня завели, очень напоминало рядовую советскую контору времён СССР. Немного выбивалась из общего стиля — решётчатая вертушка и пара дежурных полицейских с автоматами. Меня завели в комнату, камеру или кабинет с унылыми серыми стенами, которые давили не хуже тисков. Небогатое убранство комнаты или камеры состояло из нескольких стульев, табурета и обшарпанного конторского стола. За мутными стёклами подслеповатого окна виднелась решётка из толстых прутьев. В кабинете сидел тот самый широколицый и скуластый оперативник Грушин, а рядом с ним находился его коллега, которого я не знал.