Александр Иванин - Быдло

— Дуболом косорукий! Что нужно делать, когда диск зажало? Там восемь тысяч оборотов, дубина стоеросовая. Ты знаешь сколько на неё моторчик стоит?

— Так перемотаем, — забубнил парень.

— Мозги тебе дебилу перемотать нужно. Там всё смолой залито. Немцы они всю технику для профессионалов делают, которые умеют инструментом пользоваться. Вот для них такая машинка на века, а для тебя она как беляш для собаки — раз и нету. У, млять! Матер замахнулся на парня.

— У меня компьютер не работает, — мёртвым голосом сказал я. Мужик сразу переключил внимание с виноватой жертвы на меня.

— Так всё в порядке, хозяин. У тебя в щитке дифавтоматы стоят.

Ничего сгореть не должно. Ты сейчас технику всю сложную из розетки выключи. А мы автоматы запустим. Я тебе головой отвечаю, что всё в порядке. Не боись! Мужик всё сделал, как и обещал. Бытовая техника заработала как будто ничего не произошло, свет загорелся, а инструмент снова зашумел, за исключением дымящейся машинки, которую немцы делают для профессионалов. Я снова запустил компьютер, нашёл сообщение от «Eva-nova», но ссылка уже не работала. Из-за этих козлов я снова потерял свою единственную зацепку во всей истории. Как мне искать убийц моей Евы?!!!

— Ну, чего? Работает? — в двери появилась голова рабочего. — Ну, я же тебе говорил, что всё в порядке. А ты представь сколько я за инструмент новый отдам. Вот это дело. Тупой урод! Он даже не понимает, что они со своей машинкой для профессионалов и крутолобым недорослем только-что уничтожили одно из самых важных сообщений в моей жизни. Я вытащил из ящика стола блокнот и постарался по памяти записать всё, что услышал от умершего математика. Меня волновал один вопрос: что я не успел услышать? Нужно будет завтра обязательно позвонить этому Тёше и постараться раздобыть любую информацию, которая касается меня и Евы: гороскопы, записки, таблицы, формулы, расчёты, ну хоть что-нибудь. С другой стороны, не зря Аркадий Борисович предупреждал меня об опасности и не напрасно говорил о преследовании. Следует быть осторожным. Через какое-то время меня позвали мастеровые. Большая комната была замусорена и засыпана пылью от шлифованной шпатлёвки, пахло синтетической смолой. Дверь стояла на прежнем месте. Несмотря на то, что от рабочих несло свежим спиртным, дверь выглядела очень хорошо, даже отлично. На ней не только не осталось царапин или следов от подпалин, но и смотрелась она на порядок лучше, чем раньше. Всё было выполнено очень аккуратно и старательно. Чувствовалась рука профессионала. Мне не оставалось ничего как поблагодарить матера и заплатит ему оговорённую цену. В пропаже сообщения от математика он был не виноват. По крайней мере умысла у него не было. Мусор в комнате тоже не беда. Но сама обновлённая дверь давал ощущение того, что всё налаживается. И тут мне назвали вторую часть цены:

— Братэлло, э-э-э… — нерешительно начал сорокалетний. — Тут у Степаныча вопрос. Он кинул на мастера, чинившего дверь.

— Ну, в общем, это, короче, знаешь что, вот. Я несколько секунд переваривал услышанное, а потом понял, что мужики из первых уст хотят услышать душещипальную историю-детектив из жизни. Пожав плечами, я рассказал им свою историю, сгладив или умолчав о некоторых моментах, а в отдельных местах откровенно приукрасив само повествование. Под конец истории мужики настолько расчувствовались, что молча налили и протянули мне полный стакан водки. Я вежливо отказался, сославшись на то, что мне голову отбили в полиции и теперь мне год нельзя употреблять спиртное. Последнее ещё больше усилило негодование гостей, и «козлистость» ментов вообще перекрыла все разумные пределы. Подарив им литровую бутылку виски, чтобы не обижались, я выпроводил их за порог. Меня ждала уборка. Пылесос, щётка и мокрые тряпки отняли у меня весь остаток вечера и одежду для визита на работу я гладил уже ночью. Как меня встретят завтра на работе? Утром я проснулся равно. Солнце лукаво дразнило меня, найдя лазейку между шторами. Чувствовал я себя не лучшим образом. Запрет на физическую нагрузку проявил себя во всей красе. Нельзя мне было убирать квартиру. Теперь я ощущал всем телом результаты злостного нарушения лечебного режима. Голова болела, но зато не тошнило, и не было головокружения. Я собирался н торопясь и поехал в нашу компанию так, чтобы подгадать к появлению на рабочем месте генерального директора. Мой визит на работу чем-то напоминал пятничное возвращение во двор. Завидев меня, сотрудники отводили глаза и тут же исчезали. Те, кому некуда было исчезнуть, меня «не замечали». Я зашёл в приёмную генерального и спросил у Леночки может ли меня принять шеф. Дежурная улыбка секретаря стала напряжённой. Лена сообщила генеральному о появлении долгожданного зама, но, выдав сочувственную гримаску, попросила меня подождать у себя в кабинете — генеральный директор пока занят. Свой кабинет я нашёл на прежнем месте. Женя всё также сидела за своим столом и разбирала кипу каких-то бумаг. Увидев меня, она сверкнула улыбкой и подскочила ко мне на встречу. Она разве что ко мне на шею не бросилась.

— Здравствуйте, Максим Валерьевич. Как я рада, что вы вернулись. А то тут такое болтали, что повторять противно. Вы болели, наверное?

Как ваше здоровье?

— Спасибо, Женя. Здоровье плохое. В больнице я лежу.

— И слава Богу!.. Женя тут же зажала обеими ладонями рот.

— Ой, я не то хотела сказать, — выдавила она сквозь ладони. — После того как вас увели, тут такое началось. А я не верила. Я знала, что всё хорошо будет.

— Ну, вот видишь, как всё замечательно. Сейчас в больничке отлежусь. Здоровье поправлю и снова на работу.

— Конечно, конечно. С вами так интересно. Может вам кофе?

— Кофе мне нельзя.

— Чай?

— У нас есть сок? Его, вроде, мне не запрещали.

— Есть конечно, — встрепенулась Женя. Мой кабинет носил следы обыска. Всё было аккуратно разложено, но не на привычных местах. Я включил компьютер и ударился в праздный сёрфинг по просторам всемирной паутины. Я смотрел новости, описания прошедших мимо меня событий, разглядывал фотографии и читал комментарии. Генеральный вызвал меня примерно через час. За это время я даже не удосужился посмотреть новости нашей компании, не зашёл в корпоративную почту и не вошёл в корпоративную программу. Степан Константинович вежливо поздоровался со мной и указал на кресло напротив себя.

— Макс, я не люблю предисловия и со своими я всегда говорю прямо, без экивоков. Я слушал его с замиранием сердца.

— Пойми правильно. У меня нет к тебе претензий, даже скажу больше — ты лучший из тех с кем я сейчас работаю, но мне есть «указивка» свыше. Мы вынуждены с тобой расстаться. Макс, я всё понимаю, можешь мне не объяснять, можешь на меня обижаться, можешь даже послать или вот пепельницу в меня бросить, но по-другому не будет. Золотой парашют, медицинскую страховку на год и все необходимые выплаты — это всё остаётся в силе. Здесь даже не сомневайся. Но я больше ничего не могу сделать. Мне действительно жаль, Максим, что всё получается вот так. Чувствую себя как говно последнее. Мой рот наполнился вязкой немотой, я даже губы не мог разлепить. Дверь распахнулась и вбежал запыхавшийся Павел Андреевич.