Кирилл Туровский - Каждый сам себе дурак

Так вот, короче, за что я парюсь-то.

Рядом со мной стояла очень красивая барышня. Стопудняк, весьма мазовая тина. Уж я-то как-нибудь разбираюсь. Единственное было не в теме — у нее лапы передние подрагивали. «Бедная, — пожалел я. — Совсем герл допился». Но почти сразу я подприметил, что руки у девки колыхались вместе с пластмассовой ерундовиной, которая была приделана к зеленому ящику на колесах. Внутри копошилось что-то живое. Кажется, завернутое в одеяло.

Ладно, смелей.

Исключительно из человеческого любопытства я заглянул осторожно внутрь зеленого ящичка. Вы,

конечно, мне можете и не поверить, но там детеныш прятался. Какой мне смысл врать-то? Маленький такой и розовый. Глаза у него были закрыты, а вдоль рта стекала какая-то сероватая жидкость. Постель у него была очень белая, прям как у покойника. А всегда один пес: и когда рождаешься, и когда коньки скидываешь — заворачивают в белое и чистое. И смысл примерно одинаковый.

Вскоре узнал, что тину кличут Катей. Это ее муж так назвал. Он громко попросил ее обождать, а сам пошел в шоп втариться хавкой. В дорогу, так он сказал.

Через минуту я подсмотрел в стеклянную перегородку, как выкаблучивался этот пройдоха. Судорожно заливал что-то себе внутрь, после каждого глотка морщился и испуганно оглядывался. Видимо, он делал что-то не совсем приличное и боялся, что его застукают. Я не стал по этому поводу заморочки себе выстраивать. Женатые, у них свои причуды.

Тем временем потомок этого типа за перегородкой иногда всхлипывал и причмокивал губками сквозь сон. Наверное, ему снились апельсиновые рощи и персиковые сады. Маленькие, они все наивные. Погоди, подумал я злорадно, подрастешь и тогда еще наглотаешься, и преимущественно темно-коричневого. Хотя, судя по тому, что у него текло изо рта, он чего-то уже нахлебался. Эта красотка, Катюха, как ее звали, тоже все понимала. Поэтому она скрутила мелкого тряпками крепко-накрепко, чтобы он не смог вырваться. Ну это тоже до поры до времени, говорят.

Кстати, девка догнала, что я внимательно наблюдаю за ее бесценным сокровищем, и стала поглядывать на меня с плохо скрываемой опаской.

Материнский инстинкт, догадался я. Природа. Природу я уважаю.

Чтобы ее успокоить, прикинулся по быстрячкам, что меня, как и всех, интересую только я сам. Для доказательства я стал ковыряться в ногтях, мол, от меня опасности не жди. Будь спокойна. И она вроде больше не переживала. А сам я стал ее тайком рассматривать.

Точеные черты лица, голубые глаза, черные вьющиеся волосы, тонкие лапки, обтянутые белыми джинсами. Одним словом, мазовая тина. И ведь еще наверняка добрая, нежная, ласковая. Пальцы ее, которые все продолжали трястись, были тонкие, длинные, ухоженные. Наверное, она увлекается музыкой, разбирается в литературе и искусстве. Я даже хотел тут же ей пылко выразить словами свою глубокую симпатию, дружеское расположение и участие. Ну уж совсем развезло меня на слезливые прогоны за лазурь, счастье и облака распрекрасные с южными ветрами.

Тут сверху вновь обрушились звуки. Но на этот раз обрушился такой чудовищный и скрежещущий вой, что, казалось теперь-то уж наверняка со всеми будет покончено. Первой мыслью было броситься на колени и начать стучать башкой о мостовую. Вторая мысль была о том, что я все же не христианин, поэтому воздержался от такого бурного проявления чувств. К моей чести, я почти поверил в Буду, Христа, Иегову, Кришну, Зевса, Юпитера и всех остальных прочих. Вдобавок стал призывать к себе на помощь и Марию Магдалину. Это тоже какая-то богиня. Я знаю, я помню. Казалось, начался Апокалипсис или по крайней мере война. Апокалипсис еще по барабану, но вот война… Нет, война мне на фиг не была нужна. Сейчас прилетят самолеты, швыряться начнут. Нет, на войну я не согласен. Черт с ним, пусть будет Апокалипсис.

Все же я осмотрелся. И ведь надо же! Это вопил тот самый мальчишка в коляске. Его пасть была разинута так широко, что все было ясно: этот маленький человечек хотел сожрать весь вокзал, для начала пытаясь всех напугать. Лицо от натуги у него побагровело и, казалось, вот-вот лопнет. Слава ангелам, что я о маленьких знаю лишь понаслышке. Видимо, когда личинкой откладываешься, все не так уж здорово. А может, помнишь еще отчетливо, как тебе до этого экшена рождения хорошо было. А потом почехлил, почехлил по жизни. И уже ничего толком не соображаешь.

Девчонка тоже догадалась, какую свинью она подложила своему ребенку. Она пыталась его баюкать, уговаривать, бренчать погремушками, засовывать ему в рот бутылку с той самой сероватой жидкостью. К сожалению, все было бесполезно. Он все равно хотел как можно громче пожаловаться о своих бедах окружающим. Не обращая внимания на пищу и мамины ласки, он упорно привлекал к себе внимание.

Но всякому терпению бывает предел. Девчонка тоже рассвирепела:

— Да заткнешься же ты наконец? — отчаянно вскрикнула она, растерянно оглядываясь по сторонам, словно призывая всех в свидетели.

Она ждала помощи. А помощь не шла.

Поняв, что подмоги ждать неоткуда, девчонка снова стала с остервенением совать ему в район мордашки эту злосчастную бутылку. Оттуда полилось, даже заливать коляску стало. Для удобства она обхватила бутылку обеими руками. Она даже заулыбалась. Она уже была готова на все. А уж ее запас слов, относящийся к анатомическим особенностям мужчин и женщин, был поистине впечатляющий.

Это событие собрало вокруг коляски множество проходящих мимо. В конце концов это уже было типа развлекалова. Да гаденыш и впрямь всем мешал слушать объявления на посадку своим обращением к миру. Все кивали головами, давали искренние советы, решая, как же посущественнее ответить на его вызов.

— Не жалей! Вмажь! — кричали радикалы.

— Научить уму-разуму! — советовали центристы.

— Давайте послушаем, что он скажет! — рекомендовали либеральные наблюдатели.

Девчонка крайне виновато смотрела на окружающих, как бы извиняясь перед всеми за поступки члена своей семьи.

Слава богу, муж прибежал. Рожа у него была очень уж кислая. Видимо, этому путешественничку не дали допить. А маленький господин достал всех до упора.

Надо отметить, что муженек быстро разобрался в ситуэйшене. Он оттолкнул девчонку, расчетливо размахнулся и коротким резаным ударом хлопнул в глубину его логова. Коляска зашаталась, разлетелись серые брызги.

И все смолкло. Тишина.

Толпа уважительно загудела, осыпая муженька типа поздравлений. Катя смущенно улыбалась. К счастью для нее, все наконец-то закончилось.

Проходящие мимо продолжили путь куда попало. Конечно, они еще долго обсуждали этот экшен. Впечатлений и информации, чтобы почесать языками, было навалом.

Девчонке же муж, конечно, стал читать нотации. Мол, де нельзя ей ребенка оставить, ничего-де она делать не умеет, тупая, мол, бестолковая, и все такое прочее. А она не лыком шита, адекватный ответ ему стала лепить. Я даже ввязаться хотел. Но тут они на меня не сговариваясь уставились и, видимо, выражение лица у меня было уж очень непотребное.