Кирилл Туровский - Каждый сам себе дурак

Для разгона, под предлогом, что уже поздновато, они выключили большой свет, а врубили малый. Это было проделано очень шумно. Ну, в плане того, чтобы я поверил в их самые благие помыслы.

В ответ я благодарно кивнул, типа того мне так оно даже и лучше. Занимаюсь своим делом типа и доволен безмерно.

Все было моим: мягкий свет, накрытый стол, вся жратва, поезд, деревья, горы, деревни и даже эти господа в белых костюмах, которые все грузились не по-хорошему. Эх, когда у тебя в башке ограниченное количество цифрующихся пунктирчиков, это уже не смешно. Хотя, вероятно, на последних из них некоторые и держатся.

Поняв, что их диверсия с переключением света не произвела должного эффекта, господа в белых костюмах засуетились пуще прежнего. И подослали к моему столику самую, на их взгляд, привлекательную девку из своей когорты.

Она стала убирать тарелки, ложки, стаканы. Чуть позже стала тряпочкой сметать со стола крошки. И все своими жадненькими глазками пыталась ко мне в книжицу зыркнуть. Оказывается, она была даже обучена грамоте.

Конечно, оскалился я.

— Что? Любопытная типа? — громко сказал с напором. Отшил их, напугал и сижу гордый. Дальше в мерцающие и переливающиеся страницы с мудрым Ясперсом залукиваюсь.

Короче, план их сорвался. Хитрость сменила откровенная агрессия. Стая тут же подскочила, окружила мой столик, а двое покрепче выходы перекрыли. И директора кабака все зовут. Горланят, горланят.

Наконец человек, которого все так дружно звали, объявился. На директора он похож был слабо. Маленький такой, лысый, плюгавенький. Тем не менее его все так называли. Вкурив суть проблемы, он тоже раззявил варежку:

— Так-таки нехорошо, молодой человек, — говорит. — Мы вас, выходит, посадили, напоили, накормили. А вы в ответ что это затеваете? Что за брошюрки, ручки, пометки? Давайте показывайте. Я как директор вагона-ресторана должен лично беспокоиться о своих посетителях и о репутации своего заведения. И за порядком следить, разумеется, — так прямо и сказал.

Понятное дело, я не отставал.

— Какая, к чертям, репутация? Каких посетителей? Я у вас тут единственный посетитель и есть.

— Посетителей у нас всегда хоть завались, — отрезал он тут же. — А вот с брошюрками нам здесь таких и по надо. Вы чего тут затеяли, а? Умничать будете в другом месте. Вы сюда дли чего пришли? Правильно — поесть. Вот ешьте и пейте себе на здоровье, а в пиши-читая будете играть в других местах. Или, может, сами не знаете что хотите? Покажите, пожалуйста, что за книжки, что за записи, не то — пеняйте на себя. В конце концом мне что, начальника поезда звать, что ли? — вот как он вопил.

Словом, тучи сгущались над моей зашторенной в никуда головушкой. Мне явно не доверяли и даже в чем-то подозревали. Я схватил из вазы яблоко и впился в него зубами, чтобы показать этому уважаемому человеку, что мне нет до него ни малейшего дела. Ни капли! Пускай хоть лопнет. А он, вполне освоившись, все продолжал меня крыть том же плане. Видимо, хотел окончательно потрясти меня и подчиненных своими словами.

Он был в центре внимания. Остальные из обслуживающего персонала смотрели на него подобострастно, прислушиваясь к его речам. Иногда они посматривали и на меня. И так, будто я совершил одно из самых подлых преступлений в истории человечества. Раздались даже голоса, что нужно покончить со мной, не отходя далеко от кассы. Скинуть с поезда — и концы в степь. Вот чего хотели эти подснежники.

Со мной уже нечего было церемониться. Директор тоже почувствовал себя весьма окрепшим в своем справедливом негодовании.

— Беги, Саша, беги! Мы его задержим! — крикнул он одному из своей команды.

Тот исчез. Но ненадолго.

Вернулся он уже не один, а с другим, и уже не подснежником. Тот был постарше и с погонами. Эге, это и есть начальник поезда, смекнул я. И тут же решил признаться ему во всем начистоту.

А он зашел как, сразу улыбнулся мне, словно старому знакомому. Видимо, навел про меня справки. И моментально стал вываливать на меня все свои угрозы, крики и все остальное, что у него еще там было в запасе:

— Это не о тебе ли мне уже докладывали? И ведь верно говорят, дыма без огня не бывает.

Мне, конечно, очень польстило, что он знает меня лично и в определенном свете. Это было даже в какой-то степени приятненько. Что ж, слушаем дальше.

— Что там за книжка? Что, самый умный, что ли, да? Раз такой молодой да без мозгов — слезешь на следующей станции. Давай сюда записи! Кто ты вообще по жизни такой, а? Я тебя спрашиваю, понял?

Наверное, надо было бросаться ему в ноги, молить о пощаде, просить прощения и все такое. Надо было искать оправдания и хоть каким-то макаром обелить свой невесть в чем провинившийся шкурятничек. Слезать на следующем стэйшене и кувыркаться в ночи мне не хотелось.

— Собираюсь учиться я в Академии Философии, — оправдываюсь. — Я надеюсь на высшее образование. Ведь без высшего образования сейчас никуда. Это крайне важно. И может только Академия Философии спасет меня от несправедливости и тотального невежества, — возвышенно заключил я.

— Довольно собирать, парень, не прикидывайся! — начальник неожиданно ловким движением вырвал у меня книжак и отпрыгнул на противоположную сторону к окну. Хищно впился в нее глазами стал рассматривать. Как будто б он мог что-нибудь разобрать в моих записях на полях. Остальные обступили его и тоже жадно пялились в книжку, шевеля губами. Эх, скоты.

Но положение тем не менее становилось выгодным. Я закурил «Camel» и уставился на мутный пейзаж за окном. К тому же после «велосипедиста» алкашка конкретно ударила мне в голову.

Даже расхрабрился я и подумал, что стоит накатать жалобу главному по поездам в РЖД на такие нелепые геморры.

Может, верно болтают, что подлинный человек — отсутствие человека, истинная жизнь — отсутствие жизни. Да, все мы пациенты, бояться нечего, скоро умрем. Медлено, постепенно и и тихо. A-а, мне по барабану.

Понятно, что я, как и все, очень люблю послушать нелепицы про чужие заморочки. И порадоваться, узнав нечто расхорошее про своих друзей и знакомых. В некотором роде это возвышает.

Как-то Латин познакомил меня с парняшиком, звали его Олег. Ну тот мой дружок с Верхней Волги, теревший в «Солянке», когда я с чеками разумненько в банк не поехал под прием. Приятный замечательный собеседник. «Олег, — говорил я ему обычно ближе к вечеру. — Расскажи мне про всех и вся, что знаешь нового». Он был доволен, он расходился, он любил, когда его внимательно слушают. Про кого бы я ни спрашивал, Олег говорил только самые хорошие новости. Если у кого-то из наших знакомых складывалось что-то по положительным векторкам, он говаривал, что это ненадолго и что этот человек еще попляшет. Если же кто-то был на откатах по жизненке, Олег радовался и фактики высмаковал. «Так ему и надо! Он же идиот!». В людях он видел только опасных конкурентов. А также его буквально распирало от ненависти к своим родным. Больше всего на свете Олег ненавидел свою мамашу. Что, впрочем, несмотря на такие отношения, не мешало Олегу регулярно вышибать из нее дополнительные ресурсы. «Опять с ней в хламешник разлаялся, — спокойно признавался он. — Прикидываешь, эта жадная боготь дала мне всего семь штук грин. Мне НУЖНО было срочняк в край десять, а она дала семь. Ну не сука ли? Когда же она скинет ласты-то, а?» — переживал он. В сущности, он был неплохой парняшик, не такой, как все. Олег общался с чужими мирами посредством автомобильных трасс, тоже любил некисло пошляться. В конце концов эти самые автомобильные трассы его и разломают. Он расклеится и его утянет на Юг, вместе с заменившей ему маман тупорылой богатой молдаванкой.