Лариса Неделяева - Медленно схожу с ума

«Здравствуйте! Вы исчезли — и я пуста. В молодости (убрать, так говорят старухи) один приятель прочел мне дурацкий стишок. В нем были такие слова: «Завязал её в узел и злобно познал» (парнишка впрямь был очень, очень злобный!). Я откликнулась:

Вот так я сейчас: пуста, хотя и не познана… Моя пустыня смотрит на облака которые прольются далеко-далеко. Скорее где-нибудь во влажных лесах Амазонки, где воды и без того девать некуда… Я говорю «прощайте», не успев толком поздороваться, отталкиваю, не успев обнять, дрожу заранее, не будучи еще обижена… Весь мой житейский вывих кажется излечимым, как болезнь кожи — и тут же я плачу, что это уже не кожа, а само сердце у меня в прыщах… Вы красивы, когда хотите таким быть, и — совсем некрасивы, когда устаете и ничего уже не хотите… Переменчивость вашего лица меня пугает. Мне больно на вас смотреть — и не могу отвести глаз… Я люблю вас. Боже мой как я вас люблю, когда опыт смывается водой! Разве можно вас — не любить? Как, каким образом могла бы я вас не любить? Неважно, день я вас знаю или десять лет: любви абсолютно все равно, она не носит часы. Её — как ребенка — назад уже не вставишь. Я сказала себе как положено /ведь обряды — с кровью материнской/: посмотри на себя и на него, между вами — пропасть! Да, пропасть… Спите с кем хотите, если это помогает вам жить, ешьте, что хотите, одевайте какую угодно кожу, а я не лукавлю ничуть! Я глянула на расплывчатое фото — и сердце упало в живот… Я так надеялась на бездарность фотографа! Ведь мои-то фотографии всегда получались лучше, чем в жизни…

«Чем ты думала, когда рожала?» — спрашивал не желаю помнить кто. Да ничем я не думала — жизнь за меня думала… Вот так и сейчас: думы сделают мое лицо каменным позже, позже… Сидя в застолье, где все блещут умом и обаянием, и очаровываю как бы просто так, между прочим как бы, я думаю: что с нами станется, когда мы наконец замолчим? Чем будем блистать, когда на всё про всё лишь пара голых глаз и уставшее функционировать тело?»

Да… В анонимках что-то есть…

— Ты не танцевала нагишом на столе… А зря! Не блевала в музее, не ругалась матом в общественных местах. Переходила дорогу на зеленый свет, подавала нищим, Не бросала окурки на асфальт, платила за электричество. Не лазила по карманам в набитом битком трамвае… Ты не участвовала в групповом сексе, ты не видела в нем красоты.

Была очень вежлива со своими родителями, с учителями, с начальниками, с коллегами и с теми, кого называла друзьями…

Ты хотела быть хорошей, как ты это понимала — но может быть зря!

И теперь ты сидишь, безопасная и беззубая, с умной книжкой в руках.

Такая хорошая, что даже тошнит — вот до чего! Ты не употребляла наркотики, не напивалась в хлам, ты любила ясную речь и разборчивый почерк. Ты хотела, чтобы тебя уважали, а потом поняла, что ты хотела совсем не этого, но было уже поздно. За что боролась, на то и напоролась — бесплодные долины правоты в твоих ногах. И абсолютно не жалко.

Ты не танцевала нагишом на столе — а зря! Не приставала к мужчинам моложе тебя, берегла лицо. Кому теперь нужно это твоё лицо? Унижалась в пределах литературного допуска, Искусству дивясь.

И не любила женщин за то, что они слишком сексуальны.

Ты знала, что хорошо, а что плохо, ты казалась спокойной.

Когда зима убивала траву — это было твоё время года.

Страницы книг дышали весной, солнце будущего времени грело.

Не понимаю — что ты с этого поимела? Лучше бы ты танцевала нагишом на столе. Лучше бы ты блевала в музее и хамила прохожим — может быть, этого они и хотели? Где оно — чувство морального удовлетворения? Лучше бы ты была жирной старой шлюхой. Чем вот такой тощей старой дурой! Вот и читай свои умные книжки — всякое дело требует завершения и логической точки.

(Далее следует еще несколько страниц в таком же духе.

Писать их — невыносимо, читать — еще невыносимей… Через пару дней она выбросит всё это из головы. Мелкие бытовые неурядицы… Кровля течёт, сломался бачок унитаза, на подбородке проклюнулся прыщик (это ужасно!)… Подруга Машенька вот уж третий час рассказывает ей, как надо правильно жить… Легкая тошнота не смертельна, но очень утомительна. «Я должна устроится на работу, и тогда нам будет на что опереться. То, что я делаю — совсем не работа, даже если я валюсь от усталости… Это не мания преследования, потому что меня преследует пустота — никто, ничто. Машеньку смущает сам факт моего существования, руки её встревожены… Мне больно её огорчать и я соглашаюсь со всем тем бредом, который она несёт…» Через пару дней она и это выбросит из головы, другие мысли её пленят: что же, что же нового такого учинить? Время от времени следует совершать глупости, что-то неожиданное даже для себя самой!

В этих «неправильностях», на её рассеянный взгляд, жизни залог… Но ничего оригинального просто в голову не приходит. Никто не пишет. Никто не звонит. «Меня никто не любит, — говорит она себе самой, — значит, я очень плохой человек… Надо бы постараться стать лучше, но что-то сил нет, потом, потом, как-нибудь потом…» Она спит по двенадцать часов в день. Деньги, присланные её немецким другом, понемногу тают, тают… «Когда тебя никто не любит, то можно делать всё что угодно — ничего не меняется. Можно быть плохим человеком, если ты и так уже для всех плоха…»

К весне деньги растаяли. Она просыпается, чувствуя в себе прямо-таки богатырский энергетический потенциал. Кометой пролетев над запыленными комнатами, выуживает скопившиеся за год пивные бутылки и с радостным воплем «Йес?» несется их сдавать. Солнце уже греет. На улице какой-то мужчина вдруг подмигивает ей — и она подмигивает в ответ, сигналя: «Ты чувствуешь, мужик, как это здорово — жить?» Ей кажется, что он чувствует.)

Уважаемый С., не известны ли Вам какие-нибудь координаты Л. помимо сетевых? Я запрашивал X., но он отписал какой-то нервный бред типа «знать её не знаю». Посылал обычное письмо по последнему адресу — ответа нет. Может у Вас есть телефон каких-нибудь её знакомых?

Буду премного благодарен —

Уважаемый Б., у меня был телефон одной из её подруг, я звонил полгода назад — подруга съехала в неизвестном направлении. Полный тупик, дружище. Последний раз она звонила Писателю в июле, вроде бы собиралась подъехать в Репино на августовский коллоквиум, и — не приехала. Если что узнаю — стукну. Вот Вам и сети: был человек — нет человека. Сообщайтесь —

Ниночка, сестренка! Не проявлялась ли в глухомани вашей Л.? Ищут пожарные, ищет милиция — и ни слуху ни духу. Не знаю, что она соделала X., но тот просто в трансе и вообще ругается ругательски… Уж просигналь, будь ласка. Твой до гроба Цунами.