Шань Са - Конспираторы

Билл расхаживает взад и вперед по кухне, мысленно подбирая доводы.

Ну так вот, я пришел предложить тебе выбор: «Be either with us or against us» [11] Будь или с нами, или против нас (англ.). . С нами? Тебя ждет блестящее будущее. Против нас — ты умрешь. Почему мы, американцы, протестуем против снятия европейского эмбарго? Потому, что мы сами хотим продавать оружие китайцам. Ты нужна нам, чтобы помочь выиграть эту гонку. Твой вклад будет вознагражден. Ты станешь работать на дружбу двух империй, которые делят будущее мира. Мы не просим тебя предать свою страну, но выбирай между Европой и Соединенными Штатами. Хочешь дружеский совет? Когда прекрасной женщине приходится делать выбор между двумя претендентами на ее руку, она выбирает того, кто богаче, красивее, сильнее.

В Китае идет бурный экономический рост. Режим смягчается день ото дня. Скоро компартия будет готова к самой радикальной перемене. А мы, на правах первого партнера Китая, в нужный момент подскажем китайцам эту мысль: «Аямэй, героиня Тяньаньмынь, — чем не идеальный кандидат для демократических выборов?» Ганди, Неру, Мандела, Вацлав Гавел, Беназир Бхутто в Пакистане, Кори Акино на Филиппинах прошли через гонения и тюрьмы, а затем были единогласно избраны и стали лидерами своих наций. Твой народ и твоя партия примут тебя с распростертыми объятиями. Ты будешь воплощением надежды. Мы поддержим тебя. Профинансируем твои кампании. Ты потеряла себя, ты обречена жить в тени, а мы дадим тебе толчок к свету. Вместо того чтобы кануть в забвение Истории, ты вознесешься к вершине человеческой судьбы.

Билл понимает, что на этом этапе придется дать ей какие-то гарантии.

Разреши представиться, Билл Каплан. Вчера мы праздновали мой день рождения. Мой отец бросил мою мать, когда я был ребенком. Он разбился в автокатастрофе. Моя мать была француженкой. Она умерла восемь лет назад, сгорела от рака. Мои дед и бабушка до сих пор живут во Франции. Мы съездим к ним как-нибудь, хочешь? А ты — как тебя зовут? А твои родные еще живут в Китае?

Билл возвращается в гостиную. Окидывает взглядом учиненные им разрушения. Перед камином валяются анемоны, которые принесла ему китаянка. Чуть подальше книги и диски — страницы вырваны, коробки открыты. У стены разбитая ваза.

Он подходит к разобранному телевизору, начинает прилаживать на место отвинченные детали.

И телевизор снова работает!

Люди, животные, леса и города проплывают на экране. Этот мир — пазл из картинок, которые можно сложить, рассыпать и снова сложить, если вздумается.

Пока не настигла кара, надо держаться во что бы то ни стало. Надо продолжать.

22.45.

На фуршете после премьеры фильма «Жизнь — подарок» Филиппа Матло окликает Франсуа Виго, в прошлом шишка с набережной Орсэ [12] На набережной Орсэ в Париже находится Министерство иностранных дел Франции. , ныне бизнесмен.

— Привет, Филипп, ну как тебе, понравилось?

— Да, — кивает он из уважения к режиссеру, который стоит в трех шагах от него. — А тебе?

— Мура! — рявкает экс-дипломат. — Во Франции нынче одна мура, ничего путного не осталось.

Франсуа еще сильнее разнесло. Его лоб жирно блестит. Подбородок трясется. Ничуть не комплексуя, он держит большущую тарелку с полным ассортиментом десертов: кусок шоколадного торта, крем-брюле, ванильное мороженое и эклер с зеленым чаем.

Режиссер оборачивается, и Филипп поспешно тянет Франсуа в противоположный угол.

— Необязательно так кричать. Слушай, зачем китаянка заставила меня написать те письма?

— Ага! Я так и знал, что ты об этом спросишь. Попробуй шоколадный торт, без него вечер был бы пропащий!

— Я уже наелся…

— Ладно, зайдем-ка за колонну, — говорит Франсуа, быстро оглядевшись. — В Китае сейчас полный раздрай. Нынешний президент на дух не переносит своего премьер-министра, а тот публично заявляет, что руководил бы страной лучше. Чтобы угодить Старику, его приверженцы разработали хитрый маневр. По сведениям моих источников, письма, которые твоя протеже попросила тебя подделать, были переданы в ЦРУ. Тамошний «крот» немедленно переслал копию своим людям в Китае. Вот тебе и скандал, весь политический класс в Пекине трясет. Президент вызвал премьер-министра и потребовал объяснений. Делу дан ход.

— А что решают французские спецслужбы? Что должен делать я?

— Ничего. Этот премьер-министр — начинающий демократ и превосходный экономист. Пусть Старик его свалит. Тем самым замедлит их рост лет на пять… Это все, что мы можем сделать.

— А американцы?

— Англичане были согласны на снятие эмбарго. Теперь — нет. Возможно, передумают и голландцы, они ведь тоже ответили «нет» Европейской конституции. Единая Европа разваливается. У Франции дела плохи. Черт бы драл американцев, все хотят прибрать к рукам — наши контракты, наших союзников и золотые медали заодно.

— А я? Уже семь лет я с вами работаю. Я устал. Жена хочет меня бросить. Министр устроил мне разнос. Американцы меня засекли. У меня все больше врагов. Хоть бы ты помог мне выбраться из этого дерьма.

— Ты? Ты только не дергайся. У меня кое-что есть на продажу китайцам. Передай Аямэй, что я готов удвоить ее комиссионные. Твои, разумеется, тоже.

23.03.

«Двери лифта открылись, и я увидела тебя. Твой взгляд обратился ко мне. Ты оценивал меня. Так смотрят опытные игроки в покер, прикидывая, какие карты на руках у противника. Твои глаза блеснули. Ты улыбнулся мне.

Кто ты? Какое твое настоящее имя, твое истинное лицо? Весь день я не могла забыть твою улыбку, влекущую и одновременно чем-то неприятную. Должна признаться, с возрастом у меня развивается паранойя. Взвоет ли сирена в ночи, заговорит со мной незнакомец, обернется прохожий — во всем мне чудится угроза.

Когда ты пригласил меня позавтракать, помнишь, ты спросил, боюсь ли я тебя. Да, Джонатан, я так боялась, что в дрожь бросало! Твои слова были полны намеков, твои действия продуманны. Твоя квартира с новенькой мебелью и фальшивыми памятками, могла быть только логовом шпиона, у которого нет прошлого.

Никто не остается в этой жизни безнаказанным, никто не может ловчить и обманывать вечно, никому не дано быть победителем до конца своих дней, все герои рано или поздно были побеждены. Я подпустила тебя к себе, будучи не в силах шевельнуться. Парализованная страхом, я утратила инстинкт самозащиты.

Ты, однако, дал мне выиграть первую партию. Джонатан, ты великий манипулятор! Ты лучший шпион, чем я! Ты убедил меня, будто не знаешь о моей двойной игре и твоя цель — Аямэй. Так тебе удалось добраться до Филиппа Матло, заснять его в моей постели и получить через него копии секретных документов.

Тысячу раз ты улыбался мне. Тысячу раз ты меня целовал. Тысячу раз ты сжимал меня в объятиях и шептал нежные слова. Я любила твое мускулистое тело, твой запах, напоминающий мне о деревьях в Люксембургском саду. Я любила твой тонкий юмор и твою откровенную ложь. Я любила твое левое запястье, на котором красуются тяжелые часы — последняя фишка ЦРУ. Я любила чувствовать тебя в себе. Тот факт, что ты принимал меня за Аямэй, что я передавала тебе поддельные документы, что ты, не ведая того, стал игрушкой в моих руках, что моя ложь на корпус опережает твою, рассеял мои страхи. Ты был так расчетливо обольстителен, что заинтриговал меня. Я вновь ощутила радость маленькой девочки, любящей играть с огнем. Не стало унылых одиноких вечеров, не стало внутренних монологов, приступов паранойи, навязчивой подозрительности. Все миазмы больного ума как ветром выдуло. Я обнаружила, что красива. Для других я всего лишь тень. А для тебя я, оказывается, существовала! Я перестала ненавидеть себя. Теперь мне было чем заняться: я плела сеть из шелка и стали. Я хотела предвосхитить твою стратегию, обойти тебя в твоей же игре, предупредить твое желание, для тебя, для меня, дав тебе вторгнуться на мою территорию, чтобы захватить твою. Я хотела завоевать тебя, как ты хотел мною владеть. На каждое наше свидание я шла, как солдат идет в бой: за твое доверие, за твою слабость и за ту единственную нерушимую, нетленную, неприкосновенную истину — любовь. Способен ли ты любить? Способна ли любить я?