Уильям Тревор - Пасынки судьбы

— Почему смех? — Мистер Сперм встал и, упершись кулачками в стол, повернулся к нам своим лиловым лицом.

— Почему над нами смеются, Джонс? — обратился он к Бамбуку, который, как положено дежурному старосте, сидел во главе стола рядом с ним.

— Не знаю, сэр.

— Немедленно прекратить это безобразие, — гаркнул мистер Сперм и сел на место.

Наверное, Маньяк подумал, что пошел дождь, разъяснял, тыкая вилкой в комки каши, Ринг. Наверно, он проснулся и закрыл окно, стряхнув с усов несколько капель. Смех стих, но ученики по-прежнему не сводили глаз с преподавательского стола. И тут прошел еще один слух: ночным гостем был не кто иной, как уволенный из школы учитель географии, про которого с наших слов многие мальчики уже знали.

И вновь поднялся мистер Сперм.

— Почему все смотрят на мистера Мака? В чем дело, Джонс?

— Понятия не имею, сэр.

За разъяснениями решено было обратиться к Фицпейну, мальчику, сидевшему за ближайшим от преподавательского столом.

— Скажи-ка, Фицпейн, почему мистер Мак вызывает у тебя такой интерес?

— Не знаю, сэр.

— Что значит «не знаю»?

— Я не смотрел на мистера Мака, сэр.

— Ты умышленно лжешь? Вспомни-ка, Фицпейн, о чем мы с тобой договаривались? Говорить только правду. Какие-нибудь полминуты назад ты смотрел на мистера Мака с дерзкой усмешкой на лице. Мы хотим знать, чем это вызвано. Отвечай.

— Не знаю, сэр.

— Подойди к преподавательскому столу. Мистер Дов-Уайт, подвиньтесь, чтобы Фицпейн мог вдоволь насмотреться на мистера Мака.

Служанки, разносившие тарелки с кашей, застыли на месте. Фукс, забившись в нишу, ковырял пальцем в зубах. Половник сестры-хозяйки трагически завис над огромным эмалированным чаном с кашей. Замерла и ее помощница, которая раскладывала по тарелкам толсто нарезанные куски хлеба.

— Мы ждем, Фицпейн, — повторил директор, и прыщавый юнец Фицпейн повторил, что не понимает, чего от него хотят. — Будь добр, скажи нам, чем тебя так заинтересовал мистер Мак?

В комнате стояла такая тишина, что казалось (как впоследствии предположил Декурси), будто сам Господь Бог, отправляясь по какому-то незначительному делу, решил пройти через нашу столовую. На лице Маньяка изобразилось некоторое замешательство, встревожен был и капеллан. А Сперме, седые волосы которой были всклокочены еще больше обычного, поскольку накануне вечером, как всегда по субботам, она вымыла голову, не терпелось поскорее вернуться к разговору с Безнадежным Гиббоном.

— Скажи, Фицпейн, — не унимался мистер Сперм, — у тебя когда-нибудь была няня?

— Нет, сэр.

— Будь у тебя няня, Фицпейн, она довела бы до твоего сведения, что пялиться неприлично.

— Да, сэр. Я знаю, сэр.

— И на том спасибо.

— Да, сэр.

— И все же мы ждем от тебя объяснений, Фицпейн. Может, вы, мистер Мак, прольете свет на эту тайну? С какой стати Фицпейну взбрело в голову на вас пялиться?

— Ума не приложу, сэр.

— В таком случае одна надежда на тебя, Фицпейн. Мы выслушали мистера Мака, мы выслушали дежурного старосту. Что ж, пока не заговоришь, Фицпейн, нам с тобой придется стоять. Остается только сожалеть, что из-за нас пострадают учащиеся и весь персонал школы. Фукс, я бы не отказался от еще одной чашки кофе.

Дворецкий извлек палец изо рта, вытер его об салфетку и налил директору кофе. По-прежнему стояла мертвая тишина. Наконец раздался голос Фицпейна:

— Дело в том, сэр, что прошел слух, сэр…

— Какой слух, Фицпейн?

— Говорят, сегодня ночью с мистером Маком что-то случилось, сэр.

— С вами что-то случилось сегодня ночью, мистер Мак?

И тут учитель математики позволил себе то, что позволял крайне редко, — он улыбнулся. Под рыжими усами мелькнул и тут же исчез ряд ровных искусственных зубов.

— По правде говоря, сэр, мне снилось, что я занимаюсь с отстающими.

Все с облегчением рассмеялись.

— Что скажешь, Фицпейн? Мистер Мак утверждает, что все с ним случившееся не выходило за рамки сна. Ты имел в виду, что мистеру Маку во сне привиделось что-то дурное?

Опять раздался смех. Застывшие в воздухе тарелки с кашей опустились на стол.

— Ночью кто-то помочился на мистера Мака, сэр.

Глаза мистера Сперма выкатились из орбит, даже издали видно было, как побелели его лиловые щеки. Челюсть дрожала; впоследствии Дов-Уайт рассказывал, что директор даже застонал.

— Через окно, сэр, — снова заговорил Фицпейн. — Оно у мистера Мака всегда открыто.

Маньяк встал. По словам Дов-Уайта, вена у него на лбу вздулась — плохой признак.

— Сэр… — начал было он, однако его слова остались без ответа.

— Ты сейчас же пойдешь ко мне в кабинет, Фицпейн.

— Сэр…

— Я буду вам очень обязан, если и вы отправитесь с нами, мистер Мак. Фицпейн, ты извинишься перед моей супругой. Ты извинишься перед сестрой-хозяйкой и младшей сестрой. И перед служанками тоже.

— Простите, сэр.

— Мистер Дов-Уайт, пока мы не вернемся, никому из столовой не выходить. Завтрака сегодня не будет. — Он повернулся к жене и, понизив голос, переставший от этого дрожать, шепнул ей: — Думаю, дорогая, тебе тоже следовало бы пойти с нами.

Первым из столовой вышел директор. За ним, сцепив по обыкновению на груди руки и широко расставив локти, двинулась Сперма. Замыкали шествие перекошенный от ярости математик и ухмыляющийся прыщавый Фицпейн.

Бамбук Джонс подошел к преподавательскому столу и что-то заметил Дов-Уайту. Тот кивнул. Нам же Бамбук заявил, что мы можем сидеть, но молча. Главный староста Уилтшир Мейджер суетливо бегал от Бамбука к Дов-Уайту и обратно. Учителя шепотом переговаривались, Уилтшир Мейджер подошел к сестре-хозяйке и к младшей сестре, что-то сказал им, и они вместе со служанками покинули помещение. В ожидании директора Бамбук Джонс расположился у дверей. Он то и дело призывал нас к порядку, а услышав шаги мистера Сперма, бросился к сервировочному столу и несколько раз, как полагалось, громко ударил по нему ложкой.

Мы послушно встали. Сперма и Маньяк не вернулись. Фицпейн молча прошел на свое место. А мистер Сперм объявил:

— Давайте помолимся. Пожалуйста, встаньте на колени.

«Господи, помилуй нас», — взмолились мы об избавлении наших душ, по поводу чего Декурси впоследствии заметил, что от гадкой истории, которую разболтал Фицпейн, могут очиститься лишь ученики и учителя, но никак не женщины, покинувшие столовую до молитвы, и уж тем более не математик. «Вящей славе твоей приносим мы наши немощные жизни».

— Аминь, — сказал Дов-Уайт.

— Аминь, — отозвались мы, подымаясь на ноги.

— Сегодня мы стали свидетелями лжи. — Мистер Сперм сделал паузу; из-под широкого белого воротничка выпирала его лиловая шея. — Мы услышали ложь, — повторил он, — которой запятнал себя этот несчастный. Встань, Фицпейн. Встань и подойди сюда.