Мигель Делибес - Кому отдаст голос сеньор Кайо? Святые безгрешные

— Машина! — сказал он удивленно.

Перед камнем, положенным на дно ручья, они молча остановились. Сеньор Кайо вглядывался во тьму, окутавшую лощину. Прежде чем заговорить, облизнул губы.

— Из Кинтаны спускается, — объяснил он.

Они долго стояли и слушали, как то нарастал, то стихал шум шедшей по извилистой дороге машины. Мотор вдруг зарокотал громко, как будто машина резко прибавила скорость. Сеньор Кайо сказал:

— Вышла на дорогу. Идет в селение.

Рафа недовольно сморщился:

— Кто это?

Сеньор Кайо подавил смешок.

— Посмотрим, — ответил он, — одно скажу: никогда еще к сеньору Кайо не ездило столько гостей.

Стоя на скале над водопадом Грива, Рафа смотрел вниз на лощину, на красную дорогу, петлявшую вдоль реки меж рядов одичавших яблонь, и хотя солнце уже догорело, он приложил правую руку козырьком к глазам и прищурился, чтобы лучше видеть. Потом сказал:

— «Рено-двенадцатый», белый.

— Кто это может быть? — спросил с беспокойством Виктор.

Рафа спустился со скалы, и вчетвером они стали ждать, когда покажется машина, а когда она появилась, Рафа единственный из всех узнал водителя.

— Маурисио, — сказал он вполголоса.

— Кто такой Маурисио? — спросил Виктор.

Рафа не ответил. Машина остановилась в самом начале улицы, там, где они оставили свою. Трое молодых людей — двое на переднем сиденье и один на заднем — высокомерно смотрели из окошек машины. Первым вышел водитель, еще совсем мальчишка, в зеленой майке и в джинсах. Не поздоровавшись, он спросил у сеньора Кайо:

— Небось эти вас уже захомутали? — Он улыбался. Повернулся к Рафе, стоявшему ближе других, добавил, не переставая улыбаться: — Что вы тут делаете? В Кинтанабаде уйма народу вас дожидается. Больше двух часов ждут.

Рафа жестом показал — мол, болтай-болтай.

— Что еще?

— Ты что — не веришь?

— Ну да, с флагами и плакатами. И оркестр наяривает. Не свисти.

Из машины вышли остальные двое. Один — низенький, коренастый, стриженный ежиком, в желтой непромокаемой куртке, которая была ему так велика, что из рукавов виднелись лишь кончики пальцев. Второй — высокий и тощий, с воинственно торчащим подбородком и длинными цепкими руками. Не проронив ни слова, автоматически, словно выполняя ритуал, он швырнул в воздух две пачки разноцветных листовок. Листовки, покружившись, тихо опали на землю и на воду ручья; никто на них даже не взглянул. Парень в зеленой майке снова повернулся к сеньору Кайо.

— Где алькальд? — спросил он.

— Я алькальд, — сказал сеньор Кайо, ударяя себя в грудь сложенными в щепоть пальцами.

— Тогда скажите, где можно собрать людей? Ненадолго.

Сеньор Кайо покачал головой.

— Уууу! — сказал он. — Для этого придется вам отправиться в Бильбао.

— Так далеко?

— А что делать!

Виктор подошел к сеньору Кайо и протянул ему руку.

— Ну ладно, сеньор Кайо, нам пора. Мы поедем.

Парень в зеленой майке вмешался.

— Не верьте этим, — сказал он. — Они хотят отнять у вас землю.

Лоб сеньора Кайо пошел морщинами.

— Вот уж нет, — сказал он. — Земли тут хватит на всех. Видели низину? Все как есть запустело. Двенадцать лет здешние земли плуга не видали.

Парень в зеленой майке взглядом проследил, куда смотрел старик: заросшие сорняком огороды, одичавшие яблони. Сказал убежденно:

— Доверьтесь нам. Мы тут все исправим.

Сеньор Кайо предупредил:

— А ничего не ломалось.

Парень в майке обернулся к своему приятелю в желтой куртке:

— Слыхал, Гойо? Доходяга какой-то.

Лали прервала их:

— Ну, мы поехали.

Парень в зеленой майке оживился:

— Слушай, детка, мы не кусаемся!

Он стал в позу, скрестив руки на груди, и кивком головы обратился к сеньору Кайо:

— Я вижу, эти уже задурили вам голову?

Рафа примиряюще вступился:

— Слушай, Маурисио, давай разойдемся с миром.

— С миром! — завопил Маурисио глумливо. — Слышишь, Гойо? Небось и старику про мир плели. Они всегда: чуть что — за мир хватаются. — Он повернулся к сеньору Кайо:

— Что, старик, плели они тут про мир?

Виктор встал между ними. И сказал, обращаясь к Маурисио:

— Слушай, оставь его, пожалуйста, в покое.

— В покое? Ах ты, гад, в покое! Это тебе покоя хочется. А страна, народ, этот старик — они всем принадлежат. В этом и состоит демократия, так ведь?

Виктор согласился.

— Так, — сказал он. — Дело не в том, что ты говоришь, а как ты это делаешь.

Маурисио повернулся к парню в желтой куртке.

— Слышишь, Гойо? Кандидату не по нутру наши манеры, кандидат приехал добыть голос этого старика. — Он придвинулся к Виктору вплотную, все больше распаляясь. — Но чтобы добыть голос этого старика, ты должен сказать ему всю правду. Сказать ему, что не успеете вы победить на выборах, как тут же сожжете сельскую церковь, а его самого пристрелите у кладбищенской ограды. Прежде всего это ты должен рассказать старику.

Он наклонился, поднял с земли листовку, из тех, что разбрасывал его приятель, и вложил ее в безучастные руки сеньора Кайо.

— Смотрите сюда: если вы хотите порядка и справедливости, голосуйте за эту кандидатуру.

Сеньор Кайо скользнул глазами по мятой бумажке и, упершись кротким, выцветшим взглядом в Маурисио, изобразил подобие улыбки:

— Порядок, говорите? Тут его хватает. Сами видите.

Гойо шагнул было к нему, но Маурисио удержал его за руку. Виктор не сводил глаз с длиннорукавого. Маурисио сказал:

— Слышал? Здорово они его обработали, здорово промыли ему мозги, этот тип начинает действовать мне на нервы. — Он опустил голову и неожиданно, словно отказываясь от какой-то затеи, совершенно другим тоном сказал высокому парню, безучастно прислонившемуся к дверце машины: — Ну-ка, Пепе, налепи тут пару плакатов и поехали. Одиннадцатый час, здесь нам делать нечего.

Высокий подошел к багажнику, открыл его, достал рулон, клей и кисть. Маурисио взял из рук сеньора Кайо листовку, свернул ее в трубочку и сунул себе в рот, как сигарету. Засмеялся:

— Нравится тебе это, старик, или нет, а проглотить придется.

Виктор схватил его за руку:

— Тебе не кажется, что это уже слишком?

Намазав плакат клеем, верзила подошел к глухой стене сарая и прилепил его поверх улыбающейся физиономии лидера. Виктор выпустил руку Маурисио и шагнул к верзиле.

— Не здесь, — сказал он. — Во всем селении другого места не нашел?

Он сдернул плакат и разорвал его. Верзила крутанулся к Виктору и, влепив ему прямо в лицо другой плакат, коленом ударил в пах. Все произошло в мгновение ока. В руках Гойо вдруг появилась железная цепь; вскинув цепь над головой, он с силой два раза обрушил ее на оседающее тело Виктора. Маурисио метнулся за руль, включил газ и распахнул дверцы. Гойо прыгнул к нему, а верзила — на заднее сиденье.