Джон Стейнбек - Недолгое правление Пипина IV

Когда полмиллиона птиц обеспечили прибыль, деньги были возвращены с благодарностью и небольшим вознаграждением. С тех пор X. У. Джонсон крепко стоял на своих ногах.

Тоду исполнилось три года, когда в клетках начал гулять первый миллион. X. У. к тому времени уже получил правительственную дотацию на корм и продавал яйца и цыплят на жарку для армии и флота.

Тод учился в петалумских частных школах. В старших классах он вступил в сельскохозяйственный клуб и узнал там довольно много о курах: их поведении, болезнях, привычках. А также успел проникнуться отвращением к их глупости, мерзкому запаху и нечистоплотности.

К тому времени, как он закончил школу, для него и вообще отпала необходимость интересоваться птицами, на которых зиждилось богатство семьи. Фирма X. У. Джонсон превратилась уже в фабрику. Куриные тушки и миллионы яиц непрерывно сходили с конвейера. До контор Джонсона не долетал куриный запах, да и самих кур там уже никто не видел. Поместье Джонсонов располагалось на прелестном холме чуть подальше загородного клуба. Энергию свою и способности старший Джонсон больше применял к цифрам, чем собственно к белым леггорнам. Единицей теперь стала уже не одна кура, а 50 000 кур. Компания превратилась в корпорацию, где держателями акций были X. У. Джонсон, миссис X. У. Джонсон, Тод Джонсон и юная мисс Хейзи Джонсон, красивая девушка, которая уже трижды завоевывала титул яичной королевы на петалумском птицеводческом карнавале.

Теперь семье по американским правилам пришло время вырасти в династию.

Когда Тод поступал в Принстон, акции были обеспечены сотней миллионов кур. Не следует, однако, думать, что акции отражали только куриное поголовье. Корпорация продавала также корма, проволоку, брудеры, инкубаторы, холодильные установки и вообще все оборудование, которое мелкому предпринимателю необходимо приобрести, прежде чем начать путь к банкротству.

X. У. Джонсон нес свой титул яичного короля, можно сказать, с изяществом, хотя и был настоящим воротилой. Он откупил свою старую бакалейную лавку и основал в ней музей. Единственной его агрессивной чертой была ненависть к демократической партии, для чего он имел свои основания. В остальном он был человек отзывчивый, щедрый, с широким кругозором. На лужайке перед домом у него бродили павлины, а также имелся искусственный пруд с белыми утками.

Тод тем временем успел поучиться понемногу в четырех университетах: в Принстоне — ради умения одеваться; в Гарварде — для приобретения акцента; в Йейле — для выработки убеждений и в университете Виргинии — для хороших манер. Он вышел оттуда подготовленным к жизни во всем, кроме искусства и заграничных путешествий. Знание первого он приобрел в Нью-Йорке, где развился его вкус к модерну в джазе, а поездка по Европе во время реставрации французской монархии довершала его образование.

Его дружба с Клотильдой росла с быстротой шампиньонов в подвалах Парижа; цвела, как цветут герани в цветочных ящиках при уличных кафе. Клотильда заботливо растила хрупкое растение, не позволяя ему отклоняться дальше гостиницы «Фуке», с одной стороны, и отеля «Георг Пятый» — с другой, ибо в этом районе сугубо американский облик Тода проходил незамеченным. Не хотелось также принцессе испытывать неловкость, какая возникла бы при встречах с французами. Роман пошел крещендо за обедом в «Селекте», когда Тод, пригнувшись над столиком и с трудом оторвав взгляд от ее бюста, хрипло сказал:

— И лакомый же ты кусочек, беби, честное слово, лакомый.

Клотильда поняла, что это объяснение в любви. Позднее, разглядывая свою упитанную фигуру в высоком зеркале, она простонала:

— Да уж, кусочек, ничего не скажешь.

Она представила своего нового друга дяде Шарлю как возможного мужа, а Шарль отнесся к нему как к возможному покупателю.

— Может быть, вас заинтересует партия картин, о которых мне только что рассказали. Они как раз выплыли на свет, их прятали во время оккупации.

— Дядя… пожалуйста! — вмешалась Клотильда.

— Я не больно разбираюсь в живописи, сэр, — отозвался Тод.

— Ничего, научитесь, — возразил повеселевший Шарль Мартель. А позже, позвонив в парижское отделение Чейз Банка, он сказал Клотильде:

— Мне твой молодой человек нравится. В нем что-то есть. Приводи его еще.

— Обещайте, что не будете продавать ему картины! — взмолилась принцесса.

— Дорогая моя, — ответил Шарль внучатой племяннице, — я деликатно навел кое-какие справки. Неужели надо лишать твоего молодого человека красоты и искусства только потому, что он богат? Попробуй представить себе, сколько это — двести тридцать миллионов кур. Если взять за приблизительную длину куры двадцать сантиметров, то они составят… дай прикинуть… сорок шесть миллионов метров, что равняется сорока шести тысячам километров. Стало быть, куриная цепочка может обогнуть земной шар по экватору. Представляешь?

— А зачем им надо огибать земной шар? — спросила Клотильда.

— Прошу прощенья? — переспросил Шарль, — А, ну да. Будь добра, попроси твоего друга показать еще разок, как смешивать мартини. Я еще не постиг всей премудрости.

Клотильда удивилась, застав в задней комнатке галереи своего отца, но сказала:

— Сир, разрешите представить вам мистера Тода Джонсона. Мистер Тод Джонсон, это мой отец, — она зарделась, — король.

— Рад с вами познакомиться, мистер Король, — отозвался Тод.

— Не мистер, просто король, — деликатно поправил дядя Шарль.

— Как это? — не понял Тод.

— II n’est pas Monsieur King. И est Le Roi. [10] Он не мистер Король. Он и есть король (фр.).

— Нет, кроме шуток?! — воскликнул Тод.

— Он очень демократичен, — пояснил дядя Шарль.

— Я голосовал за демократический список, — объяснил Тод. — Мой старикан, в смысле отец, убил бы меня, если б знал. Сам он человек Тафта.

Тут впервые подал голос Пипин:

— Поправьте меня, если я не прав. Мне кажется, я слыхал, что мсье Тафт умер?

— Для отца это дела не меняет. Погодите, дайте разобраться. Какой именно король?

— Не понимаю, — сказал Пипин.

— Ну, в том смысле, что… ну, вот моего отца называют яичный король, Бенни Гудмен — король свинга, ну, и прочее.

— Вы знакомы с Бенни Гудменом? — восхитился Пипин.

— Вообще-то нет, но сидел так близко от его кларнета, что мне прямо ухо сплющило.

— Какое счастье, — сказал король. — У меня есть запись его концерта в Карнеги-холл.

— Вообще-то, я любитель авангардистского джаза, — добавил Тод.

— И в каком-то смысле вы правы, — одобрил Пипин. — Это направление — добротное, творческое, но согласитесь, мсье принц, ведь Гудмен классик, во всяком случае, когда ему удается попасть в струю.

— Послушайте, — заметил Тод, — вы здорово говорите для…