Александр Минчин - Актриса

— А такая актриса… еще играет в театре?

— Да, она моя напарница в новом спектакле «Идеальная жена». Хотите прийти посмотреть? Я собиралась вас пригласить. Заодно и ее увидите на сцене…

— С удовольствием. Об этой даме: я забыл ее телефон в Нью-Йорке, а меня просили позвонить и передать на словах. Вы… не могли бы дать ее телефон?

— Конечно, никаких проблем. — И она, видимо открыв телефонную книжечку, назвала номер. Который я сразу записал в блокнот с бело-желтыми страницами.

— А когда спектакль? — спросил я.

— В эту субботу. Я постараюсь достать вам пропуск, так как билеты давно уже проданы. Это премьерный спектакль.

— Спасибо, — сказал я, и мы поговорили ни о чем.

Дни я проводил в редакциях, которые видеть уже не мог. Стоял июнь, жара, пыль. Я был один в этом городе и зверел от одиночества, тоски и какой-то печали. В этот вечер, выйдя раньше из ресторана, я нашел монету и работающий автомат. Я не знал, что еще делать. Я позвонил ей — от тоски и бездействия. Зачем я набирал этот номер 299–85–85? Было полдесятого вечера. На другом конце трубку долго не брали, и я хотел уже повесить мою. Как раздался щелчок и монета провалилась. Где сейчас эта монета?

— Алло?

— Здравствуйте, — сказал я.

— Здравствуйте, — сказали в трубке, не удивившись, и…

— Меня зовут… — И я представился.

Ожидая, что сейчас зададут смертельный в своей простоте вопрос: что вы хотите? Вот этого я не знал, я звонил просто так. В поисках ничего или утраченного времени.

И был поражен. Поставленный правильно для сцены голос произнес:

— А я о вас уже слышала.

— Надеюсь, не с экрана телевизора: разыскивается убийца, особые приметы…

Она звонко рассмеялась:

— Нет, у вас гостила моя знакомая в Нью-Йорке. Прошедшей зимою.

— А-а. — Я предпочитал не вспоминать этот период.

— Вы давно у нас? — осведомился голос.

— С неделю. Я хотел бы с вами увидеться и поговорить.

Возникло молчание. На любой ее следующий вопрос у меня не было ответа. И вдруг:

— Вам удобно приехать через час?

— Не будет поздно?

— Нет, что вы, я раньше двух не ложусь.

— Какой адрес? — слегка осевшим голосом спросил я.

Отловив в ночи ездока, скорее всего — беспечного, не желающего ничего, кроме большого количества денег (как странно: а я думал, доброта — спасет мир), и заехав к маме, захватив большой пакет, я собрался нестись вниз.

— Сыночек, когда ты вернешься? — спросила родившая меня.

— Аллах знает, — сказал я. И она улыбнулась, все поняв. — Но даже он — не знает. — И умчался.

Актриса жила на одной из маленьких, бесшумных улиц в центре, месте, о котором я и понятия не имел.

Рассчитавшись с водителем-частником за все плохое в его жизни, я поднялся на пятый этаж. Я был одет в светлый костюм, голубую рубашку, темно-синий галстук и дорогие туфли, которые я купил недорого.

И позвонил в дверь. Через буквально минуту мне открыли.

— Здравствуйте! Проходите, меня зовут Тая.

— Очень приятно. — Я пожал ей руку, обняв своей ладонью. Рука была мягкая. — Вы изменились как-то…

— В лучшую сторону или худшую?! — Она засмеялась негромко. Даже не поинтересовавшись, где я ее видел. Ее, казалось, ничего не интересовало, что касалось ее.

— Это смотря куда река течет.

— Не смущайтесь, проходите, где вы хотите сесть — на кухне или в комнате?

— Да уж по традиции, только если можно сначала помыть руки?

— Конечно можно, — улыбнулась она, показав мне куда.

Ванна была красиво отделана. Я попытался справиться с непослушными волосами, бесполезно, и вышел к протянутому ожидающему полотенцу. Она дала лучшее. Это мне понравилось. Я любил доброту.

Она показала путь и усадила у окна в кухне, сев напротив. В этом государстве все встречи, разговоры, дела, беседы, застолья, объяснения — происходили только в кухне. Традиция, связанная с чаепитием и небольшими квартирами.

— Будете чай? — Она впервые посмотрела внимательно на меня. Я на нее.

— И чай — тоже.

— А что еще?

— Отвлечения и расслабления.

— Обстановка давит?

— Очень.

— Хотите выпить? Что вы пьете? Впрочем, у меня небольшой выбор.

Она достала бутылку водки, исполненную для заграницы. Я угощаю ее американскими сигаретами, жевательной резинкой, которую Тая, оказывается, любит, и орешками. (Все мое ношу с собой.)

Она ставит на стол два аккуратно отлитых стаканчика.

— Вам нужно чем-то закусывать? — Она с любопытством смотрит мне в глаза. Видимо, привыкла к диалогам — с партнерами. И ожидает реплики.

— Стакан холодной воды из-под крана.

— У нас вода не очень… у меня есть, кажется, минеральная. — Она наклоняется к холодильнику, я рикошетом смотрю на бедро.

— Я не пью газированное, простую — нормально.

Она наливает в высокий бокал, ставит и садится.

Смотрит опять на меня. Я на нее.

— Наливайте!

— Я могу?..

— Еще как! — улыбается она.

— Вам полную?

— Мне — как вам.

Я вздрагиваю. Слишком точное попадание, в десятку. Вряд ли она читала что-то из… Хотя я дарил книги зимней гостье.

Я разливаю бесцветную, прозрачную жидкость.

— За встречу, хотя мне и неудобно, что я…

— Все удобно, давайте чокнемся и выпьем. А то водка остывает.

Она закусывает жевательной резинкой.

— Вы не против, если я закурю?

Я поспешно открываю салатную пачку, срывая с нее чешую. И зажигаю деревянную спичку. Спичку из дерева.

Она глубоко затягивается, не выпуская дым. Потом выпускает, почти бесцветный. Сколько же осело в легких? Я смотрю на ее грудь, как будто пытаюсь быть рентгеном.

— Как вам город, наша жизнь? Утомляет?

И вдруг я неожиданно рассказываю про редакции, издательства, редакторов, мотания целые дни, запах вонючих папирос или сигарет, пот из-под мышек и бесконечные обещания. Я говорю и говорю, а она внимательно слушает. И я очень удивлен.

— А можно посмотреть, что вы даете им читать?

Я удивлен еще больше и достаю свои книги, изданные в Нью-Йорке. Она придвигает их и сразу начинает рассматривать.

— Очень интересно, — говорит Тая как будто про себя.

— У вас что, еще не исчезло желание читать?

— Без чтения я вообще бы не смогла жить. А можно мне это почитать?

Я не то что удивлен, но слегка озадачен, приписывая это дани приличия.

— Я могу вам оставить первую книгу, так как остальные мне нужны завтра, а потом…

— Спасибо. Я очень рада.

— Выпьем еще, — предложил я. И разлил.

Она выпила до дна и закурила. У меня потеплело в голове и засосало в желудке. Видимо, она услышала.

— Вам все-таки надо чем-то закусывать. А у меня только — батон, масло и помидор.

— Соль еще — и тогда все будет прекрасно.

— Соль — всенепременно. — Она поднялась и стала быстро доставать и нарезать. Через минуту мокрый кровавый помидор разливал свой аромат на тарелке. Она сама намазала масло на отрезанный тонко кусочек батона. Я поблагодарил ее и налил в третий раз. Бог любит троицу.