Кеннет Уайт - Дикие лебеди

Если большинство западных мыслителей не могли представить себе лебедя иначе, как плавающим в декоративном водоеме, то потому, вероятно, что они позабыли, что такое дикий лебедь. В то время как Гесиод еще называл лебедя “высоколетящим”, а Гомер утверждал, что лебеди, наряду с журавлями и гусями, — величайшие путешественники в мире. Пиндар утверждал, что Зевс выпустил двух орлов в разных концах Земли, чтобы местом их встречи означить “середину”. Плутарх замечает, что это произвольное толкование: в руках Зевса были не орлы, а лебеди.

Далее Бюффон пускается в пространные — я обожаю их — лингвистические сопоставления, совершая настоящее путешествие вокруг Земли вслед за языками. Лебедь называется кукнос по-гречески; olor по-латыни; по-арабски баслак или синнана ; по-итальянски cigno, cino ; по-испански cisne ; по-каталански signe ; по-немецки schwan ; на саксонском диалекте немецкого и в Швейцарии — elbcsh (что, предположительно, восходит к латинскому albus , т.е. “белый”); swan на английском; svan на шведском; на иллирийском [15] Иллирийский язык — мертвый язык племен, в древности живших на северо-западе Балканского полуострова от среднего течения Дуная до Адриатического моря (далматы, либурны, истры, панноны). Упоминаются у Геродота. Испытали последовательно греческое, кельтское и римское влияние. Иллирийский язык исчез в эпоху “великого переселения народов”, т.е. во II—IV веках н. э. лабут ; на польском labec ; на филиппинском тагак ...

Бюффон настаивает на физической красоте птицы — ее форм, движений, призывая в свидетели Вергилия, Овидия и дюжину других поэтов. Затем делает замечание об уме и силе лебедя (“лебедь беспрерывно прибегает к разным уловкам, чтобы поймать рыбу”; “удар его крыла способен сломать голень человека”). Считается, что он живет долго — некоторые утверждают, что до трехсот лет…

После этого Бюффон обращается к географии.

Поскольку лебеди питаются болотной растительностью и водорослями, они любят тихие реки и озера. Древние говорили о больших стадах лебедей в устье Меандра, Стримона и Кейстра (который Проперций называет “лебяжьей рекой”). Остров Афродиты, Пафос, был полон лебедей. Страбон упоминает о лебедях Испании; их присутствие отмечено даже у северных берегов Африки. Но если отдельные популяции и могли существовать так далеко на юге, то скорее в виде исключения, ибо лебедь — северная птица, которую можно встретить на реках Западной Европы лишь в самые суровые зимы.

Таким образом, эта дикая нелюдимая птица, отличающаяся при этом дивной красотой, “великий путешественник” лебедь, являет собою еще и политическую модель. “Он живет в мире со всею Природой; словно Король, он дарит свое благорасположение многочисленным племенам водоплавающих птиц, которые все, кажется, подчиняются его закону; впрочем, он — лишь первый среди равных в тихой республике, чьим гражданам незачем бояться своего господина, который, примиряя всех их, просит лишь только спокойствия и свободы...”

Легко усмотреть в этом сходство с теми идеями, которые высказывались в предреволюционной Франции. Но нужно, кроме того, вспомнить мысль Бюффона (возникшую у него по прочтении доклада Палласа [16] Паллас Петр (Петер) Симон (1741—1811). Родился и умер в Берлине. Географ и путешественник, член Санкт-Петербургской академии наук. С экспедициями побывал в Поволжье, Прикаспийской низменности, на среднем и южном Урале, в Забайкалье. Результаты экспедиционной деятельности опубликованы в трудах “Путешествие по разным провинциям Российского государства”, ч. 1—3, 1773—78 и “Флора России”, ч. 1—2, 1784—88. Прим. перев. ), что лебединые территории на северо-востоке Азии, в особенности на юге Сибири и Татарии, когда-то были колыбелью древнейшей цивилизации, распространившейся потом в Китай, Атлантиду, Египет, Грецию, Рим и Европу.

Почему я возил в своем рюкзаке ксерокопии страниц этой старой книги, а не современный справочник по орнитологии? Прежде всего потому, что, как уже говорил, в XVIII веке, столь уже далеком от нас, прежде всех специализаций существовала дисциплина, называвшаяся “естественной философией”, в которой поэзия, наука и философия были слиты воедино, а потому ее интерес к миру был глобален, и таковы же были попытки найти научный и поэтический код к его восприятию и пониманию.

Такое вопрошание о мире еще доступно нам даже в том случае, если ответы — а это очевидно — будут иными, чем в XVIII веке. Больше того, нет, вероятно, никакого глобального ответа. Но что может возникнуть — это поле взаимосвязей. И еще — люди, которые попытаются ощутить сгустки этого поля. Люди, которые умеют летать и которым не безразличны дикие лебеди.

И не говорите мне больше о литературе.

Еще один восход, туман, клубящийся над океаном, и гроздья ворон в оснастке кораблей.

Я отправляюсь к полуострову Ноцуке. Проделав на попутном грузовике часть пути, отправляюсь дальше пешком. В это время еще один грузовик обгоняет меня; на его тенте странная надпись “SPIRIT COOPERATION COMPANY” (“Компания "Дух Взаимопомощи"”). Бог знает, что под этим имелось в виду...

Об озере на конце полуострова я услышал еще в Токио: озере, где можно увидеть диких лебедей, прилетающих с Севера. Когда они должны прилететь, я знал весьма приблизительно. У меня был лишь призрачный шанс... К концу дня я добрался до места, где с одной стороны дороги была таверна, а с другой — озеро. Возле таверны — телефонная будка, увенчанная металлическим лебедем.

Должно быть, то самое место.

Таверна “Лебеди”, в дверь которой был вделан огромный кусок вулканического обсидиана, была двухэтажной: внизу помещался ресторан, а наверху — что-то вроде “лебединой галереи”, увешанной фотографиями птиц: вот птицы взлетают, вот спят на снегу, вот ловят рыбу. Каждой фотографии сопутствовало маленькое пояснение.

Я расположился в ресторанчике, чтобы поесть, и поинтересовался, найдется ли в таверне место, где бы я мог провести эту ночь и, возможно, несколько следующих, поскольку я приехал для того, чтобы увидеть лебедей. Мне ответили (повар говорил по-английски), что постояльцев они не принимают, но чуть дальше есть кемпинг для автотуристов. Я сказал, что у меня нет ни жилого фургончика, ни палатки, ни машины, и спросил, не разрешат ли они мне поспать на “лебединой галерее”. Слегка поколебавшись, они в конце концов согласились. Может быть, Дух Взаимопомощи дал знать о себе...

Я раскатал на полу свой спальный мешок, демонстрируя, что ничего тут не изрублю и, более того, даже не закурю, а что я просто — тут я извлек из рюкзака голубую книгу айнских песнопений — исследователь природы и души, что, кажется, их успокоило. Прежде чем улечься спать, я обошел зал, высвечивая фотографии лебедей своим карманным фонариком.