Эмэ Бээкман - Возможность выбора

Однако Орви не насмехалась над слабостью Лулль. Наоборот, она уважала людей, которые к чему-то стремятся. Оставалось лишь сожалеть, что у самой Орви не было за душой никаких страстей и порывов. Единственное, к чему она стремилась, — это свобода. Теперь она имеет ее. После окончания школы ей хотелось по возможности быстрее обрести независимость. Но прошло десять лет, пока ее желание исполнилось. Она свободна. Вот она сидит в милом беседующем кругу и прекрасно понимает, что они вновь хотят повернуть ее судьбу.

Отец, мачеха и бывший муж сплотились в единый фронт, а Орви одна против них, но в качестве кого — обвиняемой или судьи?

В последнее время Орви не обременяла себя никакими мыслями. Она жила ровно по часам. День катился за днем, один получше, другой похуже. Светило солнце, шел дождь, случался туман — Орви предпочитала сумерки. Снова они хотят вмешаться в ее жизнь, о господи, как им не терпится все переделать по-своему. Если руки не дотягиваются до всего мира, то они стремятся переделать по своему подобию ближних. В Библии сказано, что бог, создавая человека, взял за основу самого себя, а быть хоть маленьким божком хочется каждому. Может быть, они не отдают себе в этом отчета, просто следуют вполне естественному желанию подогнать и остальных под свою мерку. Ведь не зря же больше всего говорят о тех, кто не укладывается в привычные рамки. Необычное кажется чуждым, и, следовательно, оно достойно осуждения.

— Послушай, Орви, да ты понимаешь, в какую среду ты попала? — взяла наконец Лулль быка за рога.

Именно такого упрека и ожидала от нее Орви.

Орви опустила ноги на пол.

— А что, люди как люди, — попытался утихомирить свою жену отец.

— До чего ты так докатишься? — не могла успокоиться Лулль.

— Маркус был мне хорошим наставником, — серьезно ответила Орви.

Маркус метнул взгляд в сторону Орви.

Лицо Орви приняло непроницаемое выражение.

— Некоторые не образумятся до самой смерти, — вздохнула Лулль.

Орви хмыкнула, но вовсе не в ответ на слова мачехи. Она вспомнила, что и Лулль в свое время не терялась. Бог с ней, ведь отец был домоседом, где уж ему шагать в ногу с жизнерадостной Лулль, в которой энергия била ключом. Орви не ханжа, она не станет клеймить давнишние похождения Лулль тяжелым словом «измена». Но одну историю все же стоило вспомнить.

Когда-то давно Лулль пыталась удовлетворить свою жажду славы, не прибегая к помощи безжизненных мехов. Где-то она подцепила некоего поэта. У него было лицо грустного льва, он не имел ничего против того, чтобы Лулль вводила его в общество. А Лулль только и ждала случая, когда будет вечеринка и народу соберется побольше. Приятно идти рядом с человеком, у которого лицо как у льва, и сознавать, что все вокруг шепчут: смотрите-ка, этот поэт без ума от Лулль.

Все сошло бы как положено, не будь поэт со странностями. Он являлся на вечера в грубых башмаках и изрядно выпивал там. Из-за выпивки никто бы не стал возмущаться: друзья Лулль были далеко не трезвенниками, и, чтобы иметь от жизни полное удовольствие, они не брезговали ни «столичной», ни свиным окороком. Им не нравилось другое: захмелев, виршеплет пускался в пляс по надраенному паркету в грубых башмаках. Поскольку поклоннику Лулль от горячительных напитков становилось жарко, он, встав из-за стола, окидывал с себя пиджак и сорочку и выписывал кренделя в своей обычной анилиново-синей нательной рубахе. Лулль пыталась перевоспитать поэта, но хорошие манеры никак не приставали к знаменитости. Приглашения в гости поступали все реже, а по мере этого отпала и надобность в поэте. И тем не менее стихотворец запечатлел имя Лулль в истории литературы. По крайней мере сама она считала, что опус с посвящением «Л…» был предназначен именно ей.

Даже капелька славы была для души Лулль бальзамом.

— Что ж, сыграйте новую свадьбу, — усмехнулся отец, глядя поочередно то на Маркуса, то на Орви. — Пир нынче будет побогаче, ведь за десять лет жизнь стала лучше.

Отец, похоже, изрядно выпил, обычно он не был таким словоохотливым.

Лулль радостно засмеялась, будто это для нее кто-то приготовил фату и уже настроил инструменты, чтобы исполнить свадебный марш.

— Ты только посмотри, Орви, ведь он сейчас опустится на колени и станет просить твоей руки. В наши дни все мужчины стремятся избавиться от своих жен, а Маркус — редкое исключение, ты обязана его ценить.

У Орви зазвенело в ушах. Ей вдруг показалось, что она балансирует, едва сохраняя равновесие, на какой-то движущейся ленте. По обеим сторонам стоят близкие, громко смеются и протягивают руки. Орви была уверена, что стоит ей на кого-нибудь из них опереться, как шаткое основание исчезнет из-под ног и она упадет.

Маркус внимательно следил за Орви, которая сидела с мрачным видом, нахмурив брови. Орви была сыта по горло такими разговорами, она была готова в любую минуту вскочить и убежать.

Маркус заерзал и поднялся. Орви с благодарностью взглянула на своего бывшего мужа.

Маркус объяснил отцу и Лулль, что они собираются еще куда-то пойти. Поспешив выйти в прихожую, Орви не разобрала, что он там навыдумывал. Отец с сожалением развел руками, Лулль приподняла крышку кофейника, затем подошла к двери и через плечо Маркуса посмотрела на Орви.

— Мы очень беспокоимся за тебя и желаем тебе только добра, — сказала на прощание Лулль.

На пороге Орви почему-то обернулась и бросила:

— Я скоро снова навещу вас.

На самом же деле она не собиралась переступать порог этого дома в ближайшее время. Иной раз слова Орви не совпадали с намерениями. «Хочу в собственных глазах казаться более сложной», — подумала она и с каким-то необъяснимым вызовом схватила Маркуса под руку.

Так они и спустились с лестницы, и любой посторонний мог подумать, что это вполне дружная супружеская чета.

Над городом нависла свинцовая туча, снежная крупа била в лицо, сыпалась за воротник.

Холодный ветер подействовал на Маркуса живительно. Шаг его стал легче, а голос прозвучал бодро, когда он предложил:

— Махнем куда-нибудь!

— Ты пьян, — возразила Орви.

— Да что для такого здоровяка какая-то капля, — высокомерно заметил Маркус. У Лулль и отца он держался робко, теперь же стало проявляться его истинное лицо: горячительные напитки пробуждали в нем самоуверенность.

— Уж не думаешь ли ты повезти меня к Бритте и Алару? — настороженно спросила Орви.

— Нет, просто покатаемся, поговорим.

Орви не знала, что решить. День в самом разгаре, Предстоящие долгие часы пугали Орви своей пустотой. Убегать от Маркуса вроде бы не было причин — человека, ставшего чужим, не стоит бояться. Отчего бы не поболтать, может, что и прояснится задним числом, и тем легче будет окончательно забыть прошлое. Ничто не станет висеть над душой. Если не пожалела потратить на Маркуса целых десять лет, стоит ли сокрушаться из-за одного дня.