Реймонд Карвер - Если спросишь, где я: Рассказы

— Для такой чистки надо ставить на полную мощность, — сказал он. Он снова проверил тягу, протянул шланг к изголовью и повел скребок вниз по матрасу. Скребок шел рывками. Пылесос гудел громче. Он трижды пропылесосил матрас, потом выключил аппарат. Нажал на рычажок, крышка откинулась. Он вынул фильтр.

— Это особый демонстрационный фильтр. При нормальной эксплуатации все пошло бы в этот мешок, вот сюда, — сказал он. Он ухватил щепотку пыльного вещества. — Да тут, наверно, с целую чашку наберется.

Он сделал красноречивую гримасу.

— Это не мой матрас, — сказал я. Сидя на стуле, я наклонился вперед, пытаясь изобразить интерес.

— А теперь подушку, — сказал он. Он положил использованный фильтр на подоконник и некоторое время смотрел в окно. Повернулся ко мне. — Я хочу, чтобы вы взялись за тот край подушки, — сказал он.

Я встал и взялся за два угла подушки. Я словно держал кого-то за уши.

— Вот так? — спросил я.

Он кивнул. Пошел в другую комнату и вернулся с новым фильтром.

— А сколько стоят эти мешки? — спросил я.

— Почти нисколько, — ответил он. — Их делают из бумаги с добавкой пластика. Много стоить они не могут. — Он включил пылесос, я крепче ухватился за углы подушки, и скребок, уйдя в подушку, прошелся по ней — раз, второй, третий. Он выключил пылесос, вынул фильтр и молча показал мне. Положил его на подоконник рядом с первым. Затем открыл дверь чулана. Заглянул внутрь, но там не было ничего, кроме коробки порошка «Мыши, вон!».

Я услышал шаги на крыльце, почтовая щель приотворилась и, звякнув, закрылась. Мы посмотрели друг на друга.

Он потащил пылесос в другую комнату, я пошел следом. На коврике у входной двери лежало, вниз адресом, письмо.

Я направился было к письму, но обернулся и сказал:

— Что еще? Уже поздно. Не стоит возиться с этим ковром. Это самый обычный хлопковый ковер с резиновой основой, двенадцать на пятнадцать, из «Мира ковров». Не стоит с ним возиться.

— А не найдется ли у вас полной пепельницы? — спросил он. — Или цветка в горшке? Нужна пригоршня мусора или грязи.

Я нашел пепельницу. Он вывалил ее содержимое на ковер и растоптал пепел и окурки. Снова опустился на колени и вставил новый фильтр. Снял пиджак и бросил его на диван. Под мышками у него были пятна пота. Живот свешивался над поясом. Он открутил скребок и присоединил к шлангу другую насадку. Установил регулятор. Включил аппарат и начал водить щеткой вперед-назад, вперед-назад по истертому ковру. Дважды я пытался подойти к письму. Но он словно упреждал меня, отрезая мне путь своим шлангом и трубками, — и все чистил и чистил…

Я унес стул обратно в кухню, уселся там и смотрел, как он работает. Через некоторое время он выключил машину, откинул крышку и молча принес фильтр, забитый пылью, волосами, еще чем-то мелкозернистым. Я посмотрел на фильтр, потом встал и выбросил его в мусорное ведро.

Теперь он работал безостановочно. Не прерываясь на объяснения. Он вошел в кухню с флаконом, в котором было несколько капель зеленой жидкости. Подставил флакон под кран и наполнил.

— Имейте в виду, я ничего не смогу заплатить. Я не смог бы заплатить и доллара, даже чтобы спасти собственную жизнь. Вам придется списать меня в графу убытков. Вы зря тратите на меня время.

Я хотел внести ясность, во избежание недоразумений.

Он продолжал свою работу. Присоединил к шлангу новую насадку, каким-то хитрым образом подвесил к ней флакон. Он медленно продвигался по ковру, время от времени выжимая тонкие изумрудные струйки, водя щеткой по ворсу, размазывая комки пены.

Я сказал все, что хотел. Теперь я спокойно сидел на стуле в кухне и наблюдал, как он работает. Иногда я посматривал в окно, за которым шел дождь. Начинало темнеть. Он выключил пылесос. Он стоял в углу рядом с входной дверью.

— Хотите кофе? — спросил я.

Он тяжело дышал. Он вытер лицо.

Я поставил греться воду, и когда она закипела и я выставил две чашки, он уже все разобрал и сложил обратно в баул. Затем он подобрал письмо. Прочел адрес и внимательно посмотрел на адрес отправителя. Сложил письмо пополам и сунул в задний карман. Я смотрел на него. Только смотрел, и больше ничего. Кофе начал стынуть.

— Это мистеру Слейтеру, — сказал он. — Я этим займусь. Наверно, я обойдусь без кофе. Лучше не топтать ковер. Я его только что вымыл шампунем.

— Это правда, — согласился я. Потом я спросил: — Вы уверены в имени адресата?

Он достал с дивана пиджак, надел его и открыл дверь. Дождь все еще шел. Он вступил в боты, застегнул их, надел плащ и обернулся.

— Вы хотите посмотреть? Вы мне не верите?

— Просто показалось странно, — сказал я.

— Ладно, мне надо идти, — сказал он. Но он не двигался с места. — Вам нужен пылесос или нет?

Я посмотрел на большой баул, уже закрытый и готовый к путешествию.

— Нет, — ответил я, — наверно, нет. Я скоро отсюда съеду. Он будет только мешаться.

— Понятно, — сказал он и захлопнул за собой дверь.

Уважаемый сэр,

Ваше письмо, в котором вы расспрашиваете о моем сыне, было для меня полной неожиданностью. Как вы смогли меня разыскать? Я переехала сюда много лет назад, сразу после того, как все началось. Никто здесь не знает, кто я на самом деле, но я все равно боюсь. И боюсь я только его. Когда я читаю газеты, всегда невольно качаю головой, не верю собственным глазам. Читаю то, что о нем пишут, и спрашиваю себя: неужели этот человек и вправду мой сын, неужели это он творит все это?

Он рос очень хорошим мальчиком, только был вспыльчивый и часто говорил неправду. Но в его поведении не было ничего странного. Все началось однажды летом, после празднования «Дня независимости», тогда ему было около пятнадцати. Наша кошка, Труди, куда-то подевалась, ее не было всю ночь и целый следующий день. Миссис Купер, ее дом прямо за нашим, пришла ко мне в тот день вечером и сказала, что Труди пробралась к ней на задний двор, чтобы там умереть. Труди была вся истерзана, но миссис Купер смогла ее узнать. Мистер Купер похоронил то, что осталось от нашей кошки.

«Истерзана? — спросила тогда я. — Что вы имеете в виду под словом „истерзана“?»

Мистер Купер видел, как двое мальчиков — в поле — засовывали ей петарды в уши и еще сами знаете куда. Он хотел им помешать, но они убежали.

«Кто, кто мог такое с ней сотворить, вы их узнали?»

Одного он не узнал, а второй побежал в этом направлении. Мистер Купер думает, что это был ваш сын, сказала мне она.

Я покачала головой. Нет, это невозможно, он никогда бы не стал такого делать, он любил Труди, Труди прожила в нашей семье много лет, нет, это не мой сын.

В тот вечер я рассказала ему о том, что случилось с Труди — он очень удивился и разнервничался, сказал, что мы должны найти негодяев, предложить награду за их поимку. Даже напечатал какое-то объявление и сказал, что повесит его в школе. Но тем же вечером, перед тем как пойти в свою комнату, он сказал: «Не переживай так, мама, она была старая, прожила почти семьдесят кошачьих лет, это долгая жизнь».