Реймонд Карвер - Если спросишь, где я: Рассказы

Он устроился помощником кладовщика в Хартлейз по вечерам и субботам. Там работала одна моя знакомая, Бетти Уилкс, ну и обещала замолвить за моего сына словечко. Я рассказала ему об этом в тот вечер и добавила, что работу молодому человеку сейчас трудно найти.

А в тот день, когда он должен был получить свой первый чек, я приготовила на ужин все, что он любит. Стол был уже накрыт, когда он пришел. «Вот и хозяин дома», — сказала я, обнимая сына. — «Я так горжусь тобой, дорогой, сколько тебе заплатили?» — «Восемьдесят долларов», — сказал он. Я была поражена. «Это же просто замечательно, милый, — сказала я, — не могу поверить». «Я очень голоден, — ответил он, — давай поедим».

Я была вне себя от счастья, но не могла в это поверить — он зарабатывал больше, чем я.

Когда я относила вещи в стирку, то нашла квитанцию из Хартлейз — там было 28 долларов, а не 80. Почему он не сказал правду? Этого я понять не могу.

Бывало, я спрашивала его: «Где ты был вчера вечером?» «На концерте», — говорил он. Потом выяснялось, что он ходил на школьную дискотеку или катался с кем-нибудь на машине. Ума не приложу, какая разница, что он делал? Почему нельзя просто сказать правду, зачем же лгать собственной матери?

Помню, однажды, он должен был поехать с классом на природу, и когда он вернулся, я спросила его: «Что вы там интересного увидели, сынок?» Он пожал плечами и сказал что-то про стыки пластов, вулканические породы, пепел, «нам показали место, где миллион лет назад было озеро, а теперь пустыня». Рассказывал все это, глядя мне в глаза, а на следующий день я обнаружила в почтовом ящике письмо из школы. В нем было сказано, что школа организовывает выезд класса на природу, и кто-то из родителей должен поставить на вложенном листке свою подпись — что он отпускает ребенка.

Перед окончанием школы он купил себе машину, поэтому дома я его практически не видела. Я спрашивала его про отметки, а он лишь смеялся в ответ. Вы наверняка знаете, что учился он очень хорошо, вам это должно быть известно, если у вас есть хоть какие-то сведения о его прошлом. Потом он купил дробовик и охотничий ножик.

Мне не нравилось, что эти вещи находились у нас дома, и я ему об этом прямо сказала. Он только рассмеялся, он всегда смеялся в ответ. Потом сказал, что и ружье и нож положит в багажник машины, и прибавил, что так будет проще ими воспользоваться, если что.

Как-то в субботу он не пришел ночевать. Я ужасно волновалась и чего только не передумала. На утро, около десяти, он вернулся и попросил приготовить ему завтрак, сказал, что от охоты у него разыгрался аппетит, потом он извинился за то, что ночью не пришел домой, сказал, что они очень долго добирались до места. Все это звучало очень странно. Он был весь на нервах.

«Куда ты ездил?» — спрашиваю.

«На север, в Венас. Мы там решили поохотиться».

«А с кем ты ездил?»

«С Фредом».

«С каким Фредом?»

Он уставился на меня, и я замолкла.

На следующий день, в воскресенье, я пробралась в его комнату и взяла ключи от машины. Он обещал купить чего-нибудь к завтраку по пути с работы в субботу, и я подумала, что продукты, должно быть, лежат в машине. Тут я увидела его новые ботинки — они торчали из-под кровати, ботинки были все в грязи. Он открыл глаза.

«Дорогой, что случилось с ботинками? Ты только на них посмотри».

Он сел на кровати.

«У меня бензин закончился, пришлось пешком до заправки идти. Тебя это так волнует?»

«Я ведь твоя мать».

Пока он принимал душ, я взяла ключи и вышла на улицу, чтобы забрать продукты из машины. Я открыла багажник, но никаких продуктов там не оказалось. Я увидела дробовик — он лежал на одеяле, и нож, он тоже был там. Потом я заметила его скомканную футболку. Я ее расправила, а она вся в крови. Футболка была еще мокрая. Я швырнула ее назад, закрыла багажник и заметила, что он все это время наблюдал за мной через окно. Когда я поднялась на крыльцо, он открыл мне дверь.

«Я забыл тебе сказать, у меня кровь носом пошла. Не знаю, но если футболку отстирать не удастся — просто выброси ее». И улыбнулся.

Несколько дней спустя я спросила, как у него дела на работе.

«Все хорошо, — сказал он, — я получил повышение». Потом я как-то встретила Бетти Уилкс на улице, и она сказала, что ей очень жаль, что мой сын уволился из Хартлейз, ведь его все там так любили, сказала она, ну, Бетти Уилкс.

Прошло два дня. Ночью мне не спалось, я лежала и смотрела в потолок. Потом я услышала, как его машина подъехала к дому, как он закрыл машину ключом, как прошел через кухню и коридор и, войдя в свою комнату, закрыл за собой дверь. Я встала. Из-под двери пробивалась полоска света, я постучалась, вошла и спросила: «Не хочешь чашечку чая, дорогой? Мне что-то не спится». Он стоял у гардероба, потом с силой хлопнул дверцей, повернулся ко мне и закричал: «Убирайся отсюда, убирайся, мне так надоело, что ты за мной постоянно следишь!» Я отправилась в свою комнату и заснула вся в слезах. В тот вечер он разбил мне сердце.

На следующее утро он уехал еще до того, как я проснулась, но я больше не беспокоилась. С того самого времени я старалась вести себя с ним, как с квартирантом, пока он не исправится. Я держала дистанцию. Ему следовало извиниться, чтобы мы перестали общаться как двое незнакомцев, которых судьба свела под одной крышей.

Когда в тот вечер я вернулась домой с работы, на столе стоял ужин. «Как ты? — спросил он меня и помог снять пальто. — Как день прошел?»

Я сказала: «Дорогой, я так и не смогла заснуть прошлой ночью. Я пообещала себе, что не стану ничего выяснять, чтобы ты не чувствовал себя виноватым, но я не привыкла к тому, чтобы мой сын разговаривал со мной подобным образом».

«Я хочу тебе кое-что показать», — сказал он и достал свое сочинение по гражданскому праву. Если не ошибаюсь, оно было на тему взаимодействия Конгресса и Верховного суда. Эта работа заняла первое место на конкурсе выпускников. Я начала было читать и решила, что нам пора обо всем поговорить. Я ему так и сказала: «Дорогой, мне нужно с тобой серьезно поговорить, очень сложно воспитывать ребенка, когда отношения строятся подобным образом, а нам сложно вдвойне, ведь мы живем одни, без отца, без мужчины, который всегда поможет, если это необходимо. Ты уже почти взрослый, и я считаю, что заслуживаю уважения или хотя бы вежливости, ведь я всегда была с тобой честна и справедлива. Я хочу знать правду, дорогой, это все, чего я от тебя жду. Дорогой, (я перевела дыхание), представь, что у тебя есть ребенок, и ты его спрашиваешь о чем-нибудь, не важно о чем. Про то, где он был или куда идет, как проводит свободное время? И он ни разу вообще ни разу не говорит тебе правды? И если ты даже спросишь его, идет ли дождь на улице, он ответит „нет“, скажет, что погода замечательная и светит солнце, и засмеется про себя, подумав, что ты слишком старая и глупая, все равно не заметишь, что на нем вся одежда мокрая. Почему он врет, спрашиваешь ты себя, чего он этим добивается, и не находишь ответа на вопрос. Я все время себя об этом спрашиваю и не понимаю — зачем. Зачем же, дорогой?»