Анаис Нин - Шпион в доме любви. Дельта Венеры

Его невозможно было возбудить иначе как разглядывая. Постепенно Марианна начала сходить по нему с ума. Рисунок вот-вот должен был быть закончен, а она уже знала каждую деталь его тела. Кожу, светлую и золотистую, форму мускулов и прежде всего — его член, гладкий, сверкающий, упругий и все время соблазнительно твердый.

Иногда она подходила к юноше и располагала рядом с ним лист белого картона, чтобы добавить света или что-нибудь оттенить. В конце концов она потеряла самообладание и упала на колени перед его устремленным вверх членом. Она не трогала его, только смотрела и бормотала:

— Какой же он красивый!

Это явно подействовало на натурщика. Член стал еще тверже. Она стояла на коленях совсем рядом с ним — ей ничего не стоило дотронуться до него губами, — но по-прежнему только приговаривала:

— Какой же он красивый!

Юноша не шевелился, и тогда она приблизила свои полуоткрытые губы и очень, очень осторожно облизала самый кончик. Юноша не отпрянул. Он все стоял и рассматривал Марианну, наблюдая за тем, как ее язычок ласково оглаживает головку члена.

Она облизала его осторожно, мягкими, как у кошки, движениями, а потом взяла в рот и сомкнула на нем губы. Член затрепетал.

На большее Марианна не отважилась, опасаясь возбудить сопротивление. Когда же она остановилась, он не попытался заставить ее продолжить, хотя выглядел удовлетворенным. Она почувствовала, что это и есть тот максимум, который она вправе от него требовать. Она встала и продолжала рисовать, несмотря на то, что внутри у нее все кипело. Она представляла себе жестокие приключения, как в тех дешевых фильмах, которых она насмотрелась в Париже: катающиеся по траве тела, шарящие руки, руки, яростно расстегивающие белые брюки и ласкающие, ласкающие до тех пор, пока тела не скрючиваются от страсти, которая бьет по бедрам и по позвоночнику, уходит в ноги.

Однако она взяла себя в руки благодаря тому интуитивному знанию, которым обладает женщина в отношении желаний, снедающих мужчину, которого она хочет. Юноша все еще стоял, как в трансе, с налитым членом, и содрогался всем телом, словно разрываемым от возбуждения при воспоминании о ее приоткрытых губах, прикасавшихся к его гладкому члену.

На следующий день она повторила свое восторженное коленопреклонение и вновь испытала экстаз при виде прекрасного пениса. Она снова сидела перед этим странным фаллосом, требовавшим по отношению к себе только восхищения. И снова она лизала его так нежно и трепетно, что по телу юноши прокатывались волны страсти. Она целовала член, она клала его себе в рот, как будто то был божественный плод, а юноша по-прежнему весь дрожал. К своему удивлению она почувствовала во рту молочно-белую, солоноватую капельку, предтечу оргазма, и продолжала играть язычком.

Увидев, что он вот-вот кончит, она прервалась, предполагая, что он сделает встречное движение, которое докажет, что он хочет ее, хочет ту, которая не дала ему разговеться. Сначала он никак не среагировал. Член его дрожал, сам он сходил с ума от желания, и внезапно она с изумлением увидела, что он намерен удовлетворить себя собственной рукой.

Это открытие потрясло Марианну. Она оттолкнула руку юноши, снова поймала ртом член и стала одновременно ласкать его руками, пока он не кончил.

Он склонился над ней и говорил с нежной благодарностью в голосе:

— Ты первая женщина, первая женщина, первая женщина…

Фрэд переехал жить к ней. Однако, как пояснила Марианна, отношения их ограничивались тем, что он позволял ласкать себя. Они лежали нагие в постели, и Фрэд вел себя так, как будто Марианна была бесполым существом. Ласки ее он принимал страстно, в то время как ее желание оставалось неудовлетворенным. Разве что он клал свои руки ей между ног. Пока она облизывала член, он приоткрывал ее срамные губки, как если бы это был цветок, до сердцевины которого ему хотелось добраться. Чувствуя, что оргазм Марианны близок, он усиливал ласки. Марианна кончала, однако почему-то это нисколько не утоляло в ней жажду его тела и плоти. Она мечтала только о том, чтобы он вторгся в нее и овладел ею.

У нее возникла идея показать ему манускрипты, перепиской которых она занималась, поскольку ей подумалось, что такого рода чтение может его возбудить. Они лежали в постели и читали. Он читал вслух и наслаждался. Он перечитывал одни и те же абзацы, раздевался и демонстрировал себя, однако каким бы возбужденным он ни становился, границы дозволенного оставались прежними.

Марианна хотела сводить его к психиатру. Она рассказала, насколько в свое время это освободило ее саму. Он внимал ей с интересом, но был против. Попыталась она и заставить его записать свои собственные переживания.

Поначалу он очень этого стеснялся. Тем не менее вскоре он начал украдкой пописывать. Он прятал бумаги, когда она входила в комнату, и пользовался старым карандашом, как будто то, что он рассказывал, было признанием в совершенном преступлении. Написанное им она прочла совершенно случайно. Он очень нуждался в деньгах и отнес в ломбард свою пишущую машинку, зимнюю куртку и часы, а потом уже и закладывать то было нечего.

Позволить Марианне содержать себя он не мог. От бессонных сидений за машинкой ночи напролет у нее уставали глаза, однако денег все равно едва хватало на то, чтобы платить за жилье и необходимую еду. Поэтому он предложил коллекционеру свой манускрипт, извинившись за то, что был вынужден писать от руки. Коллекционер же не смог разобрать его почерк и попросил Марианну перепечатать рукопись.

Так манускрипт любовника попал к ней в руки. Она прочла его с глубоким интересом, не будучи в состоянии совладать со своим любопытством узнать тайну пассивности Фрэда, прежде чем взяться за работу. Вот что она прочла:

«Эротическая жизнь большей части человечества сопряжена с тайной. Этому способствуют все. Даже самый лучший друг не расскажет вам подробностей. Поэтому с Марианной я живу в довольно странной атмосфере, так как о чем бы мы ни говорили, ни читали или ни писали, всюду речь идет об эротике.

Мне вспоминается событие, о котором я уже успел порядком позабыть. Произошло это, когда мне было лет пятнадцать. Я был девственником. Семья моя снимала в Париже квартиру со множеством балконов и балконных дверей. Летом я очень любил прохаживаться по своей комнате нагишом. Однажды я ходил в таком виде перед открытыми дверьми балкона и заметил, что с противоположной стороны улицы за мной наблюдает какая-то женщина.

Она сидела на своем балконе и рассматривала меня, без тени смущения. Я почему-то сделал вид, как будто не обратил на нее внимания. Я опасался, как бы она не поняла, что я тоже ее вижу, и не ушла.

Сознание того, что за мной наблюдают, ужасно меня возбудило. Я то бродил по комнате, то ложился на кровать. Женщина ни на мгновение не поменяла позы. В течение следующей недели мы повторяли эту сцену каждый день, но на третий день у меня уже была эрекция.