Мария Бушуева - Не плачь, Таня!

Все жаркие запахи лета летят с ними рядом.

Тропинка ведет на дачу.

В ней стрекочет, шуршит, позвякивает июль.

Таня истомилась и проголодалась, а пятилетний Артемка все время отстает: увидит бабочку, остановится, наклонится, зависнет над цветком, растопырив ладони, а бабочка, точно нарочно, даст ему приблизить к себе лицо — и тут же вспорхнет, даже тенью бархатного крыла коснется его щеки. Или кузнечик скрипично просигналит — поймай! — Артемка накроет его крышей из ладоней, нет, он не хочет его помять, он очень — очень — очень осторожно надвигает на травинку теплую крышу, а кузнечика уже нет — искрой просверкал в траве и смеется. На такой смех и обижаться не стоит — это игра!

— Сил уже нет! — сердится мама Артемки, Танина подруга, Кира. — Всегда он так тащится — все впереди, а мой копуша, позади всех! Даже няня жалуется. А чего ей, собственно, жаловаться — за то и платим.

— Ой! — слышится крик Артемки. — Ой! Кто здесь?!

— Что там у тебя? — останавливается Кира.

— Таня! Иди сюда! — зовет Артемка. — Скорее иди! Смотри — кто это?..

Вдоль тропинки, с трудом передвигая раненое тельце, припадая на одну сторону, медленно, с постоянными остановками, ползет полевая мышь.

— Наверное, велосипед ее так… — говорит Таня Артемке. — Или кошка.… Видишь, мышка болеет.… Но кошка бы, наверное, не выпустила.

— Собака могла кошку спугнуть… — Кира машет рукой с досадой. — Пошли, что ли, чего стоять?

— Мама, давай возьмем ее к нам на дачу, в ведерко посадим и понесем. Я ее буду кормить и лечить!

— Еще чего! Такого добра у нас у самих навалом! Иди, давай.

— Ну, пожалуйста, я хочу взять ее к нам жить! Таня, попроси маму!

— Может, это будет хорошо, — неуверенно произносит Таня, глядя на Киру. — Ребенок ведь…

— Крыша съехала, да? — Кира уже злится.

— Ну, ма-а-а-ам! Ну, пожалуйста! Разреши-и-и!

— Мыши вредные! Она все у нас пожрет и твою любимую грядку с горохом! И лего твое погрызет!

— Не-е-ет! — Артемка уже рыдает. — Она бо-бо-лет! Я бу-буду ее лечи-и-и-ить!

— Чтоб ты провалился! — Кира властно хватает его за руку и с силой сжимает.

— Мне больно! — вскрикивает Артемка.

— Да, она уже уползла, — говорит Таня тихо. — Не волнуйся, Тёмушка, мышь выздоровеет, раз может двигаться. Вон, уже в траве ее не видно.

Но Артемка истошно рыдает.

— Заткнись ты наконец! — кричит Кира и, порывшись в пакете, достает большое ровное яблоко. — На вот!

— Ты так, Темушка, всех кузнечиков распугаешь, — Таня легонько касается его пушистых волос. — А бабочки вообще спрячутся до завтрашнего дня.

Артемка отталкивает яблоко.

— Вишню! Вишню хочу-у-у-у!

— Жри, проглот! — Кира уже смеется и, снова порывшись в пакете, достает маленький пластиковый контейнер с вишней. — Аппетит перебьет, — говорит она Тане, — да и ладно. Лишь бы заткнулся.

Дача обставлена у Киры дорого: есть и сауна, и бассейн, и диван — качалка, Кира боится оставаться с Артемкой одна, поэтому, когда муж- предприниматель занят делами в городе, а няня берет двухдневный отпуск, Кира обычно зовет в гости одинокую подругу Таню, учительницу начальных классов. А что, пусть поживет, хоть поест сытно да посмотрит, как люди живут, верно?

Таниному приезду Артемка всегда рад: она играет с ним в настольный хоккей, читает ему книжки, гуляет в лесу и даже ловит на лужайке мяч, когда Артемка изображает крутого футболиста. А няня, хоть и делает то же, что и Таня, все равно Артемке не нравится: улыбается няня так, точно во рту у нее кислый лимон или даже гвоздь.

— Кстати, я тебе машинку привезла, — вспоминает Таня, когда они уже пообедали и раскачиваются в креслах на террасе.

Жаркие запахи потихоньку отступают, но не свежий ветерок сменяет их, а какая-то пыльная и ровная теплота, окутанный которой Артемка начинает капризничать.

— У меня сто таких машинов! — хнычет он. — Лучше бы купила мне снегоход!

— У Тани денег нет, — усмехается Кира, — она бедная.

— Пусть ей дядя, который ее муж, купит!

— Нет, у нее никакого мужа, она живет одна со старенькой мамой.

— А…

— На тебе новый американский мультик, иди, поставь! — Кира протягивает Артемке коробочку с DVD-диском и тихо предлагает Кире: «Пойдем, покурим!»

— А хоккей? — Артемка ее тихие слова услышал. — Не хочу дивидишку! Хочу хоккей! И папе скажу, что ты куришь!

— Не мусульманин, а не разрешает мне курить, — говорит Кира Тане, вздыхая. — Не выносит, когда от меня пахнет сигаретами… Приходится «Гуччи» прыскать в рот…

— Не пущу тебя курить! — Максимка хватает Киру за джинсовую штанину и держит.

— Пусти!

— Не-ка!

— Кому говорят!

— Не-ка!

Тогда Кира с силой вырывает штанину из его кулачков, а его самого ловко отшвыривает.

— Противный стал! Весь в свекровь!

Они выходят с Кирой в сад, который сама же Кира, пройдя курсы ландшафтного дизайна, украсила камнями и прячущимися за ними разноцветными гипсовыми гномами в красных и синих колпачках, а в центр беседки, причудливо обвиваемой зеленью, посадила зеленого мраморного дракона.

Дым от сигарет затуманивает морду дракона.

Прибегает Артемка.

— Есть хочу-у!

— Чтоб ты провалился! — Кира гасит сигарету в мраморной пепельнице, стоящей у драконьих лап. — Завтра нянька приедет — сдам тебя, наконец! Беги в столовую, мы сейчас придем!

Артемка подпрыгивает и, стегая прутиком кусты, убегает в дом.

— Ой, а это что? — Таня тоже гасит окурок, и взгляд ее падает вниз, под драконьи лапы. — Мышеловка?

— Ага, — Кира зевает.

— Только бы Артемка не увидел!

— Ты точно прибабахнутая, блин! Мы ж не на розовом облаке живем!

— Мам! — кричит Артемка с террасы. — Иди скоре-е-е-ей! Папин джип! Папа!

Таня возвращается домой на электричке, покачивается, дремлет. Вагон полупустой, субботний вечер, все едут на дачи, а только она — обратно. Колеса устало стучат, размеренно и глухо, как старый будильник тикают, потом вдруг начинают стрекотать, как кузнечики в траве, стрекочут, стрекочут, и внезапно окно, вытянувшись мордой дракона, вырывается из цепких зеленых стен и уже машет над Таниным лицом разноцветными крыльями…

— Не плачь, Таня, — шепчет ей во сне Артемка, — не плачь, я вырасту и возьму тебя к нам жить.