Тим Лотт - Блю из Уайт-сити

Сигарета уютно располагается в складках его рта.

— Это что, соревнование?

Нодж вынимает окурок изо рта и начинает тушить. Он придавливает его так, как будто вместо пепельницы перед ним голова Кевина Галлена.

Потом принимается за свои креветки. Их черед настал после того, как он поглотил почти половину колинской курицы, оттяпал приличный кусок «Духа Таба», съел три лепешки и пригоршню риса, который мы заказывали на четверых. Я тихонько напеваю футбольную песенку.

— Кто сожрал все пироги? Кто сожрал все пироги? Ты, жирдяй, ты, жирдяй, ты сожрал все пироги.

В ответ на вопрос Ноджа Тони лишь пожимает плечами, обтянутыми сшитым на заказ из дорогого темно-синего сукна пиджаком на четырех пуговицах.

Тони пытается изобразить невинность, получается не очень убедительно. Единственное, что ему не удается убедительно изобразить — это невинность. В его лице всегда присутствует плотоядность.

— Нет, мне просто интересно.

Нодж по-прежнему относится к этой затее с подозрением. Он всегда ко всему относится с подозрением, а Тони всегда всех подначивает. Он щурится, защищая глаза от дыма, который все еще клубится над его намокшим, но так и не затухшим окурком. Кожа у него загорелая, шея похожа на пожарный шланг на фоне серой рубашки, которую пора бы на тряпки порвать.

Тони и Нодж никогда не ладили друг с другом. Но, хотя я не в восторге от поставленного вопроса, мне нравится, как Тони забрасывает свои удочки. Именно это делает его забавным. А что бы от него осталось, если бы он перестал быть забавным?

Я уже придумываю, что наврать в ответ, когда вдруг Колин начинает говорить своим тихим, неуверенным голосом:

— Это за одну ночь или за один раз?

У Колина, как и у Ноджа, шея тоже красная, только не от загара. От смущения. Его кокетливая осведомленность необыкновенно мила. Я не уверен, что Колин вообще кого-либо довел до оргазма, не считая, конечно, его самого, в чем, подозреваю, он поднаторел. Едва подняв свой взгляд на Тони, он снова опускает глаза на стакан с «Хольстен-Пилс». Уже шестой за вечер, поэтому он вдруг так расхрабрился.

Очень громкая музыка. Причем это не индийская пташка, щебечущая под переливы двух ситар, а что-то очень тяжелое и мрачное; наверное, первый альбом «Портишед». Подозванный официант подходить не торопится.

— Можно сделать музыку потише?

Он пожимает плечами. Чуть погодя уровень громкости уменьшается приблизительно на одну десятую деления. Ближе к ночи, когда официантам станет совсем скучно и они начнут предвкушать момент расставания с назойливыми посетителями, громкость вернется на прежний уровень.

Конечно, Нодж прав. Это самое настоящее соревнование. У нас почти все превращается в соревнование. Колин всегда остается позади, причем очень уверенно. В этом он чемпион. Этого у него не отнять. Отчасти поэтому мы и держим его рядом.

Но слово «соревнование» мы стараемся не использовать. Таковы правила. У нас много правил. Мне было бы трудно все их сформулировать. Прежде всего потому, что их существование не признается. Все это как бы Игра. Одна из игр, вливающаяся в реку большой Игры.

Я, может, много себе позволяю, рассуждая так и приходя к таким выводам. Я всегда был склонен к абстракциям. У меня ведь есть диплом, и вообще. Все это обеспечивает мне особое положение. Конечно же, в разумных пределах.

— За один раз, — отвечает Тони.

Я тут же встреваю, поскольку это интересовало меня с того самого момента, как Колин задал свой вопрос:

— А что считать одним разом?

Тони растерялся. Я настаиваю. Мне важно разобраться. Раз уж речь идет о соревновании, я хочу выяснить правила игры.

— А как насчет множественных оргазмов? Они считаются за один? Или за сколько?

Тони кивает, признавая, что проблема существует. Нодж продолжает делать вид, что ему все это противно, но дает понять, что умозрительно эта проблема ему интересна.

— За раз будем считать период от начала эрекции до ее спада, — говорит Тони с уверенностью в голосе, но выражение лица все равно выдает его сомнение. Он допивает «Маргариту» и заказывает еще одну.

Я оборачиваюсь. Это не дело. Я стучу пальцем по столу, как нетерпеливый учитель.

— Нет, так не пойдет. Ты спросил: «Сколько раз, максимально, вам удавалось довести женщину до оргазма за одну ночь»? Вероятно, это мой индивидуальный опыт, но добиться оргазма можно не только членом. Это можно сделать языком, ртом, пальцем. Кроме того, существуют специальные приспособления. Вибраторы всякие и прочее. Поэтому, есть у тебя эрекция или нет, не так важно.

Тони чувствует, что потерпел поражение.

— Надо считать — за ночь. По-другому не получится, — говорит Нодж с видом судьи, которому важно, чтобы справедливость была соблюдена.

Ему идет это выражение лица: серьезное, уставшее, эдакий щекастый ослик Иа. Сигарету он выкурил, теперь кусает кончики своих пальцев. От ногтей практически ничего не осталось, и поэтому Нодж приступил к поеданию собственной плоти. Следующую сигарету он закурит через три минуты. Окурок от предыдущей еще дымится в пепельнице рядом со мной, придавая моим тихоокеанским креветкам вкус обслюнявленной спички.

Колин кивает в знак согласия. Но он точно так же выражал свое согласие перед этим мне, а до того — Тони.

С Тони что-то случилось. Он по-прежнему сохранил вид человека, беспристрастно проводящего опрос, по крайней мере, в данный момент. Нодж заинтересовался уже всерьез. Он обхватил рукой свою голову, еще более красную, чем шея, и почти безволосую, если не считать бритый венчик по бокам. Да еще одинокий островок на макушке, некогда обозначавший авангардный отряд его шевелюры, а сейчас представляющий собой всего лишь несколько сантиметров коротких завитков. И тут Тони громко заявляет.

— А что, если это происходило днем? Что, если это случилось до наступления ночи?

В ожидании второй «Маргариты» Тони, не спрашивая, берет стакан с пивом Колина. Часть пены, не попав ему в рот, приземляется на лацкане пиджака.

— Ё-моё!

Женщина в черном костюме, сидящая в одиночестве за соседним столиком (ее спутник, очевидно, вышел в туалет), холодно смотрит на него. Он улыбается в ответ своей убийственной белозубой улыбкой, сияющей на загорелом лице. Само великолепие, очарование, обаяние. Женщина так себе, он на таких внимания не обращает, но она польщена, улыбается в ответ, от удовольствия у нее проступает румянец. Что-что, а это он умеет.

Он отворачивается от нее с видом человека, только что выполнившего неприятную, но необходимую работу, и начинает оттирать пятно салфеткой, отчего оно становится больше в три раза. Я размышляю, потирая небольшое родимое пятно на лбу, а потом говорю: